Александр Розенбаум: Авансы нужно отрабатывать
Содержание
Можно по-разному относиться к его творчеству: любить, не любить. Бесспорно одно: не заметить трудно.
Потеряв рядового врача-реаниматора, семь лет «оттрубившего» на «скорой», мы приобрели в лице Розенбаума несколько большее — неординарного исполнителя, песенного поэта и музыканта. Недавно он предстал перед московскими зрителями в новой ипостаси руководителя творческой мастерской, объединившей молодых и пока мало кому известных актеров эстрады.
— Почему вы, привыкший работать «в одиночку», решили вдруг сменить амплуа?
— Не вдруг. Мне уже давно стало тесно в своих рамках. И об ансамбле я мечтал, впрочем, без всяких надежд на исполнение: не было возможностей. Действовать в коллективе, с коллективом — это значит обеспечивать его работой, нести материальную ответственность не только за музыкантов, но и за их детей. Сейчас, как мне кажется, я это смогу сделать.
— Но в вашей творческой мастерской не только музыканты, но и спортсмены...
— А почему бы им там не быть? В творческой мастерской, насколько я понимаю, может быть все, начиная от спорта до игры на «зубариках». Требование лишь одно: все должно быть высокопрофессионально.
— И все же странно. Кун-фу, каратэ на сцене, а не в спортивном зале.
— Да, эти ребята, которые мне очень нравятся, не актеры, а спортсмены-перворазрядники, мастера спорта. Им еще только предстоит стать профессионалами на эстраде. Но, я уверен, их силе, ловкости, умению должны позавидовать те, кто придет к нам в зал. «Рэмбо» ведь не только в Америке. Они есть и у нас. Просто мы об этом не знаем.
— Вы обмолвились, что со временем в вашей мастерской будут ставиться даже драматические спектакли. Кто осуществит их постановку?
— Профессиональные режиссеры. Будем приглашать на сезон труппу и ставить то, что понравится. Уже сейчас почти готова пьеса по одесским рассказам Бабеля. Все песни к будущему спектаклю написаны мной.
— А сама пьеса?
— Пока секрет. Ведь могут быть у нас профессиональные секреты?
— Конечно. А вы не боитесь, что, увидев ваше имя на афишах, зрители начнут ходить только на «вас»?
— Не боюсь. Мои товарищи прекрасно понимают ситуацию и не обижаются на это. Кстати, в ней нет ничего зазорного. Ведь для того, чтобы стать «звездой», нужно иметь, как минимум, сценическую площадку, чего у них до сих пор не было. Так почему бы мне, которого уже знают, не предоставить им такую хорошую возможность?
— Творческая мастерская, насколько я понимаю, подразумевает не только творческие, но и административные заботы. Все это связано с большой тратой вашего личного времени. Не пугает ли это?
— Одному, конечно, жить спокойнее. Пой себе песни, которые давно сочинил. С «Утиной охотой», «Глухарями», «Вальсом-бостоном» да «Казачьей» можно объехать весь Советский Союз, обеспечить себя гастролями до конца жизни — ведь страна-то у нас огромная. Как говорится, на мой век хватит! Но ведь это так скучно! К тому же я профессиональный музыкант. И никогда о том не забываю. Очень благодарен «Советской культуре» за одну из последних ее публикаций. Среди портретов профессиональных музыкантов — Рождественского, Чекасина — она поместила и мою фотографию. Это аванс. А авансы нужно отрабатывать, совершенствоваться, чтобы не быть на одном уровне.
— Вы начали сочинять песни в самый разгар движения авторской песни. Тем не менее, насколько я поняла, вы не поклонник этого
жанра и себя к нему не причисляете?
— Я бы не сказал, что я не люблю его совсем. Мне, например, очень нравятся Владимир Высоцкий, ранний Булат Окуджава. Но к остальному — равнодушен. Наверное, это не отвечает моим сегодняшним эстетическим запросам. Точно так же равнодушен и к советскому року. Надоело. В свое время очень много играл его, увлекался, а теперь — нет. Уж очень все похоже на то, что делается на Западе. У меня же есть мечта — вернуть на советскую эстраду песни нашей земли — те, что были очень популярны, а теперь утрачены, — Утесова, Шульженко, Бернеса. Ритмы, конечно, будут иные. Меняются времена, а вместе с ними и музыкальные вкусы. Но суть должна оставаться — петь то, что родилось на нашей земле, то, что для нее органично и естественно.
— Вы хорошо знаете своих слушателей?
— Прекрасно.
— Кто ходит на ваши концерты?
— От 6 до 86, от внуков до бабушек и дедушек.
— А каков их социальный состав?
— От академиков до воров.
— Насчет воров это шутка?
— Почему же? Мне много приходилось петь в исправительно-трудовых колониях, и, как мне кажется, песни мои находили отклик в сердцах и у этих заблудших людей.
— И последний вопрос. Каким вам видится будущее вашей мастерской?
— Не люблю загадывать. Именно поэтому свое первое представление мы и назвали: «Поживем — увидим!» Приходите к нам через год. Тогда и посмотрим.
Интервью взяла Татьяна Фирсова
Журнал «НОВОЕ ВРЕМЯ» № 20 за 1989.
Потеряв рядового врача-реаниматора, семь лет «оттрубившего» на «скорой», мы приобрели в лице Розенбаума несколько большее — неординарного исполнителя, песенного поэта и музыканта. Недавно он предстал перед московскими зрителями в новой ипостаси руководителя творческой мастерской, объединившей молодых и пока мало кому известных актеров эстрады.
— Почему вы, привыкший работать «в одиночку», решили вдруг сменить амплуа?
— Не вдруг. Мне уже давно стало тесно в своих рамках. И об ансамбле я мечтал, впрочем, без всяких надежд на исполнение: не было возможностей. Действовать в коллективе, с коллективом — это значит обеспечивать его работой, нести материальную ответственность не только за музыкантов, но и за их детей. Сейчас, как мне кажется, я это смогу сделать.
— Но в вашей творческой мастерской не только музыканты, но и спортсмены...
— А почему бы им там не быть? В творческой мастерской, насколько я понимаю, может быть все, начиная от спорта до игры на «зубариках». Требование лишь одно: все должно быть высокопрофессионально.
— И все же странно. Кун-фу, каратэ на сцене, а не в спортивном зале.
— Да, эти ребята, которые мне очень нравятся, не актеры, а спортсмены-перворазрядники, мастера спорта. Им еще только предстоит стать профессионалами на эстраде. Но, я уверен, их силе, ловкости, умению должны позавидовать те, кто придет к нам в зал. «Рэмбо» ведь не только в Америке. Они есть и у нас. Просто мы об этом не знаем.
— Вы обмолвились, что со временем в вашей мастерской будут ставиться даже драматические спектакли. Кто осуществит их постановку?
— Профессиональные режиссеры. Будем приглашать на сезон труппу и ставить то, что понравится. Уже сейчас почти готова пьеса по одесским рассказам Бабеля. Все песни к будущему спектаклю написаны мной.
— А сама пьеса?
— Пока секрет. Ведь могут быть у нас профессиональные секреты?
— Конечно. А вы не боитесь, что, увидев ваше имя на афишах, зрители начнут ходить только на «вас»?
— Не боюсь. Мои товарищи прекрасно понимают ситуацию и не обижаются на это. Кстати, в ней нет ничего зазорного. Ведь для того, чтобы стать «звездой», нужно иметь, как минимум, сценическую площадку, чего у них до сих пор не было. Так почему бы мне, которого уже знают, не предоставить им такую хорошую возможность?
— Творческая мастерская, насколько я понимаю, подразумевает не только творческие, но и административные заботы. Все это связано с большой тратой вашего личного времени. Не пугает ли это?
— Одному, конечно, жить спокойнее. Пой себе песни, которые давно сочинил. С «Утиной охотой», «Глухарями», «Вальсом-бостоном» да «Казачьей» можно объехать весь Советский Союз, обеспечить себя гастролями до конца жизни — ведь страна-то у нас огромная. Как говорится, на мой век хватит! Но ведь это так скучно! К тому же я профессиональный музыкант. И никогда о том не забываю. Очень благодарен «Советской культуре» за одну из последних ее публикаций. Среди портретов профессиональных музыкантов — Рождественского, Чекасина — она поместила и мою фотографию. Это аванс. А авансы нужно отрабатывать, совершенствоваться, чтобы не быть на одном уровне.
— Вы начали сочинять песни в самый разгар движения авторской песни. Тем не менее, насколько я поняла, вы не поклонник этого
жанра и себя к нему не причисляете?
— Я бы не сказал, что я не люблю его совсем. Мне, например, очень нравятся Владимир Высоцкий, ранний Булат Окуджава. Но к остальному — равнодушен. Наверное, это не отвечает моим сегодняшним эстетическим запросам. Точно так же равнодушен и к советскому року. Надоело. В свое время очень много играл его, увлекался, а теперь — нет. Уж очень все похоже на то, что делается на Западе. У меня же есть мечта — вернуть на советскую эстраду песни нашей земли — те, что были очень популярны, а теперь утрачены, — Утесова, Шульженко, Бернеса. Ритмы, конечно, будут иные. Меняются времена, а вместе с ними и музыкальные вкусы. Но суть должна оставаться — петь то, что родилось на нашей земле, то, что для нее органично и естественно.
— Вы хорошо знаете своих слушателей?
— Прекрасно.
— Кто ходит на ваши концерты?
— От 6 до 86, от внуков до бабушек и дедушек.
— А каков их социальный состав?
— От академиков до воров.
— Насчет воров это шутка?
— Почему же? Мне много приходилось петь в исправительно-трудовых колониях, и, как мне кажется, песни мои находили отклик в сердцах и у этих заблудших людей.
— И последний вопрос. Каким вам видится будущее вашей мастерской?
— Не люблю загадывать. Именно поэтому свое первое представление мы и назвали: «Поживем — увидим!» Приходите к нам через год. Тогда и посмотрим.
Интервью взяла Татьяна Фирсова
Журнал «НОВОЕ ВРЕМЯ» № 20 за 1989.
Понравилась статья? Разместите у себя в соцсетях ссылку на эту страницу. Пусть про нее узнают как можно больше людей.
