Майя Розова: «Жизнь моя – история Золушки, и я ее выиграла в лотерею…»
— Майя, спасибо, что согласились на беседу… начнем с вопроса простого и сложного одновременно, как бы сама Майя Розова рассказала о себе слушателю и читателю, буквально в двух словах…
— И Вам спасибо, что разыскали меня и предоставили возможность высказаться! Итак, о себе: Я, Майя Давидовна Розова (Розенвайс), родилась, росла, выросла, жила, любила, ненавидела и опять любила, грешила, расплачивалась за грехи, совершала поступки, которых стыжусь, страдала, была бита, огрызалась, отбивалась, поднималась, шла вперёд, но, всегда и везде была охраняема Б-ом и за это благодарю Его тысячи раз! Ну, не получилось в двух словах, а где-то в сорока трех!
— Музыка окружает Вас с детских лет, но, может, есть мелодия, песня, которая, если не помогала жить, то однажды, услышав ее, Вы сказали сами себе: хочу и буду петь дальше!
— Михаил, есть такая мелодия и это не эстрадная музыка, а… оперная. Ария Канио из оперы «Паяцы» композитора Руджеро Леонкавалло в исполнении великого Энрико Карузо. Пластинка была у нас в доме с самого моего детства и до сих пор, слушая ее, восхищаюсь музыкой и божественным голосом этого певца.
— Как так получилось, ведь почти история Золушки – одесская девушка без связей и блата, с одним талантом и вдруг попала в оркестр Олега Лундстрема? Как так бывает?
— Бывает! Я думаю, что просто выиграла эту историю в лотерею, точнее сказать, стечение жизненных обстоятельств, коих мы, смертные, не в состоянии предсказать. Но, конечно, можем неустанно работать в нужном направлении и приближать их, эти удачные стечения обстоятельств. В моём случае – была любовь к музыке и, особенно, к песням и я пела, пела, пела и… допелась в оркестр к Олегу Лундстрему, но всегда буду помнить моего первого дирижёра Женечку – Евгения Наумовича Болотинского, руководителя одесского джазового оркестра «ГАМБРИНУС-67».
— Майя, и вопрос о еще об одном, почти героическом поступке, Вы покинули коллектив Лундстрема и ушли петь в ресторан? Ведь кто-то может сказать, что это шаг, в смысле карьеры, шаг вниз… Как Вы сами считаете?
— Хочу сказать, Михаил, что в мои 27 лет, карьера у Лундстрема была в тупике. Ещё пару лет и меня бы из оркестра попросили, как это случилось с одной прекрасной певицей – не могу назвать её имени. Ей было всего 32 года! Она отдала много лет работе в коллективе. Однажды в одной из поездок, во время обеда в ресторане, директор оркестра подошёл к ней и просто сказал: «Дорогая такая-то, мы должны с вами расстаться...»
Гастроли оркестра никак не помогали нам в популярности. Приезжаешь в любой город в Союзе и в гостинице, на экранах ТВ и на радио, с утра до вечера видишь лица и слышишь голоса артистов, кто большую часть года проводят в столице. Именно они записывались на фирме «Мелодия», участвовали в различных передачах на ТВ и имели доступ к элите музыкального мира.
А вот в ресторанной работе, кроме того, что не нужно было больше скитаться 9-10 месяцев в году по гастролям, была хоть какая-то свобода в выборе репертуара. Хотя, как я уже рассказывала, у нас, певцов, имелась синенькая репертуарная книжица, где перечислялись песни и их авторы, дабы «враги» втихаря не испоганили сути девственного коммунистического искусства. Как я уже писала, их содержание и исполнение песен регулярно проверялось бдительными хранителями чистоты идеологии – партийными бездельниками.
Ещё помню, как часто во время танцев под мою песню, люди останавливались, подходили ближе к сцене и слушали меня, как на концерте. Никогда этого не забуду. Для меня, это являлось самой высшей наградой! Но почему же, всякий раз, когда приходила на «Мелодию» со списком «законных» песен, меня заверяли, что, мол, рассмотрим и дадим знать.
Годы шли и прошло 8 лет! За это время я записала четыре песни с Олегом Лундстремом, после интенсивных переговоров самого Лундстрема и начальства Россконцерта с «сильными мира сего», но это была «сорокопяточка» под эгидой оркестра со всеми солистами коллектива. Потом, уже где-то за полгода до отъезда, одну песню Эдуарда Колмановского «Всё, что было» и то, потому, что певице, для которой писалась песня, была высока тональность оркестровки и никто не хотел переписывать. Пять песен за 8 лет! А может потому, что мой голос не умещался в «рамки» эталонов советской певицы? Так однажды заявил Никита Богословский: «Майя Розова – чёрная певица, в её голосе нет ни одной оптимистичной ноты». Подумать только, что если бы не уехала в США, дисков «SEASON OF MY LOVE» и «MEMORY» не было бы и я, «прокажённой», продолжала бы работать в «Арбате» до поры, когда уже стала старая, даже и в ресторане была бы не нужна...
На фото слева Майя Розова в Ресторане «Арбат» в Москве.
На фото справа Майя Розова — с О. Лундстремом в одной из воинских частей.
— Как Вы решились на эмиграцию? Ведь бросить все и уехать, несмотря ни на что, это шаг тоже сложный, кому-то покажется авантюрой.
— Наверно, и покажется, только авантюра – это вроде как, совершить нечестный поступок в надежде на быстрый успех, но для меня, как я уже писала, ничего не изменилось, только кабаки, где я пела после эмиграции, находились не в Москве, а за океаном, но публика ведь была та же. Большая сцена для меня была закрыта навсегда. А вот шаг, конечно, сложный и не объяснить и не рассказать через что мы прошли, когда объявили, что уезжаем… Подав документы на выезд, мы надеялись, что сможем сохранить это в тайне. Буквально на следующий день Славик Кадерский, руководитель оркестра, великодушный и порядочный человек, пришёл в «Арбат» на работу и сказал нам, что представители определённых органов его предупредили, что Майя Розова и Алик Шабашов уже на выходе. Но он нас не уволил, а наоборот, сожалел, что теряет нас. Мы проработали до последнего дня. Работники ресторана, оркестр и солисты устроили нам очень тёплые проводы и я никогда этого не забуду. Мы оставили там множество хороших друзей...
— Ваша первая пластинка, она на идиш…. Почему именно так?
— Да, первая пластинка в США. Аркадий Гершбург уже имел тогда готовый материал и мне ничего не стоило это сделать. Песни были красивыми, с интересными текстами. Мне только жаль, что на записи, баланс между голосом и оркестром не был выдержан. Мы записали её за каких – то два дня. Если бы песни были на китайском, я бы тоже их спела, так как на протяжении многих лет была лишена возможности по-настоящему записываться на студии и, добравшись к микрофону, была несказанно счастлива. Только я тогда ещё не ведала, что записать пластинку в США на любом языке, на свои средства – ничего не значит. Известные студии звукозаписи, как мы теперь знаем, кроме того, что записывают тебя, ещё и популяризируют твой диск и никогда не потратят и одного пенни, не будь они уверенны, что сделают на тебе деньги. С пластинкой Гершбурга была совсем другая ситуация. Аркадий просто решил записать свои песни, я была под рукой, и ещё знала язык и за сто пятьдесят долларов напела весь диск.
— Сколько всего альбомов в вашем репертуаре на сегодняшний день? Когда они выходили и можно ли их где-то купить?
— Вот они, альбомы: С Олегом Лундстремом – четыре песни на «сорокопяточке». С Эдуардом Колмановским – песню «Всё, что было» — одна на его авторской пластинке. С Аркадием Гершбургом – диск на идиш. С Мишей Шуфутинским – два: «THE SEASON OF MY LOVE» и «MEMORY». Вот, пожалуй, и всё.
Где купить их? Не знаю. Отдельные песни имеются в инете и эти диски переиздавались, но не мной. Да, наверное, их можно купить через инет, но самодельные. Пусть их и перекатали, но я благодарна тем, кто это сделал, так как только поэтому моя музыка сегодня доступна людям.
Хочу рассказать об одном человеке. Зовут его Михаил Владимирович Павлов. Вот что он мне однажды написал: «Дорогая Майя! Впервые услышал ваши песни во время зимовки в Антарктиде в 1988 году. Кто-то из радистов привёз с собой песни из альбома «200 лет» (оригинальное название «The season of my love» — М.Р.) и по обсерватории «Мирный» через радиоузел полярники с удовольствием слушали изумительный голос. Записи с магнитной ленты ходили по рукам и перезаписывалось на всём, на чём можно записать. Вот с тех пор я и стал вашим поклонником. Эти записи я храню до сих пор. Все, кто бы не слушал мои записи, с изумлением спрашивали: кто это поёт? С гордостью отвечаю – Майя Розова. С появлением компьютера и доступа в мировую паутину, искал всё, что связано с вашим творчеством. То, что удалось найти, разместил на этом блоге...»
Теперь на этом сайте, конечно при добром содействии администрации, имеется несколько моих страничек с моей музыкой и перепиской с посетителями.
Я Михаила Павлова тепло поблагодарила и вот что рассказала ему про те времена: «… В 1988 году я пела в кабачке «Петрушка» у Эдика Нахамкина в Нью-Йорке, расположенном в подвале, как и многие этническое ночные клубы в Манхэттене. Тогда в кабаках ещё курили во всю и дым был – не продохнуть! К нам часто заглядывали представители советского посольства. Они любили мои песни и я, бывало, подсаживалась к их столу и пела для них под гитару до поздней ночи. Потом, подвыпивши, они, сокрушаясь, спрашивали меня, учу ли я сыновей русскому языку...»
Какая ирония – мой голос в самодельной записи слушают славные русские полярники в обсерватории Мирный, а я, в сигаретном дыму, в подвальном русском кабачке в Нью-Йорке, вживую пою опьяневшим представителям советского посольства… Кстати, мои сыновья довольно прилично знают русский. Мой старшенький вырос окружённый русским – благодаря моим родителям, а младшенький пошёл дальше и взял в колледже русский, как иностранный и теперь читает не что-нибудь там, а Льва Толстого и Фёдора Достоевского в оригинале. Хочу сказать, что оба употребляют русские матюки очень даже грамотно, a когда, нуждаясь в объяснении, всё-таки задают вопросы по тем или иным «перлам», особенно многоэтажным, то со смеху – можно помереть!
Теперь о Михаиле Павлове. Он необыкновенно интересный человек – инженер по электронике, геолог, поэт, фотограф и конечно – романтик! Представьте себе, я стала получать весточки от незнакомых людей, благодаривших меня за мою музыку. Мишенька Павлов, хранитель огня – спасибо ему!
— Могли бы Вы отдельно рассказать о тех альбомах, что записали с Михаилом Шуфутинским, ведь вы там выступили не только, как исполнитель, но и как автор песен…. Как Вам работалось с ним? Кто принимал участие?
— О, эта история очень длинна и неоднозначна. Песни я стала писать уже для второго альбома «MEMORY», что целиком посвящён памяти Евсея Агрона, человеку, без которого не было бы и первого альбома «THE SEASON OF MY LOVE». С самого начала это была его идея – записать пластинку. А альбом «MEMORY» не предназначался для продажи, с чем Миша был не согласен и говорил, что я несправедлива к себе и к людям. Но мне казалось тогда недопустимым делать деньги на своём горе! В «MEMORY» имеется 5 или 6 моих песен (одни – музыка и стихи, другие – только музыка) и они были очень личные, неотшлифованные для слушателя. Может, и в этом их ценность. С годами мы становимся более сдержанными в выражении чувств. А сам факт встречи с Мишей Шуфутинским я отношу к одному из важных периодов моей творческой жизни. Я думаю, что и другие русские певцы-эмигранты, пусть и уехавшие обратно в Россию, тоже благодарны Мише за то, что помог им почувствовать почву под ногами. О всех песнях в интервью рассказать невозможно, но Миша один из тех музыкантов-художников (я неспроста назвала его художником), кто в каждой аранжировке – творил и делал это с удовольствием, а не только ради денег и с каждой удачной музыкальной находкой в оркестровке, его глаза загорались и радовался он, как мальчик!
На фото Майя Розова — в ресторане «Петрушка» у Эдика Нахамкина, тоже в Нью – Йорке.
На фото Майя Розова — ресторан «Fidler on the roof» — «Скрипач на крыше» — в Бруклине.
— А вообще, есть у российского слушателя надежда, что он услышит полностью Ваш авторский диск? Планируете ли вы такой проект? Или какие-нибудь другие пластинки записаны или записываете?
— Да, Михаил, я планирую записать новый диск и уже подобран обширный репертуар для нескольких, состоящих целиком из моих песен. Но я занята сейчас книгой и всякий раз, когда думаю, что, скажем российский период исчерпан, память награждает меня ещё одним интересным событием, о чем не рассказать невозможно. Думала, сумею справиться в этом году, но не получится – как оказалось, мне есть, о чём рассказать! Так что нужно подождать. Ведь столько лет молчала, ещё годик ничего не изменит, хотя сами годы тоже подгоняют...
— Вопрос деликатного порядка (если у Вас нет желания, то можно не отвечать), Вы записали диск вместе с Евгением Кричмаром, какова, по большому счету, судьба этой пластинки? Ее можно где-то найти?
— Почему же, я отвечу. Эта кассета родилась, но о судьбе её не имею никаких сведений, вот и не упомянула её в списке. Я написала музыку ко многим Жениным песням и спела их, но мало ли чего я в жизни напела, но записи и память о песнях были уничтожены...
— Кстати, Евгений Кричмар, упоминает Вас и эту пластинку в своих мемуарах, Ваши мысли и чувства по этому поводу? Знаю, что и Вы пишете книгу воспоминаний, когда мы сможем увидеть ее? Или хотя бы почитать отрывки?
— Лучше бы вы, Михаил, этого вопроса не задавали. Чувств по этому поводу у меня нет никаких, хотя Женя в своих воспоминаниях не очень лестно отозвался обо мне и «моих талантах». Приведу только выписки из главы обо мне из Жениных мемуаров:
«Вдруг ей показалось, что она может писать стихи и песни. Получалась белиберда, которую она заставляла меня прослушивать и давать оценку»
«Моя критика не воспринималась. Начинались скандалы и слезы. В свидетели призывались друзья, которые, естественно, не хотели обижать ее».
«Стоит ли заглядывать в историю, чтоб определить, сколько женщин (в процентном отношении) было среди великих композиторов, художников, писателей, поэтов, ученых… Да что тут перечислять?»
«Прав был царь Соломон, когда сказал, что даже самая красивая женщина не может дать больше, чем она имеет».
«Женщине в жизни отведено особое место, и, в первую очередь, она должна уметь быть женщиной».
Дальше идут стихи обо мне:
«Она еще хотела свету
Свои таланты показать.
Он знал, что песенка уж спета,
Но кто осмелиться об этом
Ей правду высказать в глаза…»
«В конце концов Майя решила разорвать наши отношения, собрала вещи и переехала в другую квартиру».
И финал: «С Майей мне было нелегко. Будет ли легче без неё?»
Итак, написав это, Женя вытащил из «нелюбимой» кассеты песню «Оторванная нота» и совсем не брезгуя «белибердой», поместил её на сайтах, никому не сказав, что музыка-то – моя! Мы и кассету назвали «Оторванная нота», так как уж очень красивой получилась эта песня. Только недавно на одном Интернет-портале, внизу под текстом подписали и моё имя, как композитора песни. Через 12 лет! Пусть в количественном отношении, женщин композиторов не так много, как мужчин, но музыку к одной из лучших Жениных песен, написала я, женщина! На одном из Жениных авторских вечеров, я первая её спела под свою гитару...
Кстати, на упомянутом выше сайте я регулярно помещаю свои материалы, участвую в форуме. Там опубликованы отдельные главы из моей книги, из раздела «Школьные Рассказы», а так же имеется большая подборка моих стихов и полное оригинальное собрание песен из дисков «The season of my love», «Мemory» и история их написания. Там опубликовано моё первое интервью с Дмитрием Шварцом, моим одноклассником. Дима первый вытащил меня из небытия, за что я ему несказанно благодарна.
Песню «Оторванная нота», я случайно нашла на одном из сайтов. Пусть поёт на здоровье и другие песни с моей музыкой — это нормально, но мог бы и указать имя композитора. Это было бы справедливо по отношению ко мне и было бы мне очень приятно.
А теперь, коль мне «предоставили трибуну», я хочу сказать несколько слов в защиту женщин и привести имена нескольких великих женщин, лидеров: царица Савская, Клеопатра, королева Елизавета I, королева Виктория, Екатерина Великая, Изабелла Перон, Голда Мэйер, Маргарет Тэчер, Мадэлин Олбрайт, Индира Ганди, Беназир Бхуто и Анжела Маркел. Неплохо, да?!
А вот имена нескольких замечательных и великих писательниц и поэтесс: Сафо – 612 год до нашей эры! Вирджиния Вулф, Гарриэтт Бичер Стоу, Джорж Елиот (псевдоним Марианы Еванс), Жорж Санд (псевдоним Авроры Дюпен), Этель Лилиан Войнич, Зинаида Гиппиус, Лидия Сейфулина, Теффи (псевдоним Надежды Лохвицкой), Ольга Бертгольц, Юлия Друнина, Эмилия Дикенсон, Анна Ахматова, Габриэлла Мистраль, Софья Парнок, Шарлотта и Эмилия Бронте, Марина Цветаева, Маргарита Алигер, Римма Казакова, Белла Ахмадулина, Сильва Капутикян, Франсуаза Саган, Агата Кристи и Стефани Адамс.
Женщин в скульптуре, живописи, науке и деловом мире и не буду упоминать, так как сегодня мы говорим о музыке и поэзии, но список будет очень внушительным. Я перечислила эти имена, не потому, что являюсь членом какой-то экстремистской феминистской мужененавистнической организации – наоборот, люблю мужчин и счастлива быть женщиной, но как же можно сравнивать великих женщин и мужчин в количественном соотношении?!
Теперь о царе Соломоне. Мы так же знаем кое-что о царице Савской, властительнице царства Шеба! Она имела счастье родиться в царской семье, получила прекрасное образование, чего большинство женщин были лишены на протяжении многих тысячелетий, владела несколькими языками и вскружила голову царю Соломону не только красотой, но и интеллектом!
Возвращаемся к сегодняшним дням. История Жениных мемуаров на этом не заканчивается. Хочу рассказать так же о Максиме Кравчинском – человеке, которого я никогда не видела, которому никогда ничего плохого не сделала и не знаю даже как он выглядит. Рассказывая обо мне в своей книге «Русская песня в изгнании», он сослался на Женины мемуары, добавил свою порцию яда (информацию, несусветную лживость которой подтвердил недавно уже посторонний человек, нью-йоркский журналист Александр Грант в своей статье «Криминальный дон «маленькой Одессы»), надписал цитатой «Вора не спалила, любила» (песня Михаила Круга) и в своей книге «отдубасил» меня! Максиму Кравчинскому нужен был козёл отпущения (в данном случае – козлиха), так как о личной жизни всех остальных «изгнанных» он не сказал ни одного плохого слова! Б-г ему судья...
O моей книге – это сборник коротких историй, но, как мы знаем, не все жизненные истории подлежат публикации. Всё, что вам рассказала – только факты! А Жене я всегда желала и желаю самого хорошего и от меня в его адрес никто никогда не услышит плохого слова.
Вот, что я сегодня чувствую в отношении моей жизни и поэтому живу в полнейшем мире с собой. Отрывок из моего стиха сделала своей цитатой:
МОЛИТВА
Молитвою себя освобождаю
От жажды ненавидеть, жалить, отомстить.
Прощеньем безграничным наслаждаюсь,
Желаньем возродиться и опять любить
Людей, с кем путь мой ежедневный связан,
Подобно мне, измученных войной страстей.
Меня влечёт к ним — непохожим, разным,
Что к самородкам, скрытым в серости камней!
Отдам тепло я до последней искры
Другой душе, что впала в ледяной покой
И разольётся лёд водою чистой,
Падёт слезами радости людской!
Кого винить мне в разочарованьи,
В том, что искала, что желала и звала?!
Во мне, как будто бы пред смертью ранней,
В трепещущей агонии душа жила.
И жизнь позади… Ах — мне бы больше!
Закатом солнце и сегодня догорит.
Его огонь я сохраню подольше,
Чтобы хватило мне хотя бы до зари.
Отдам тепло я до последней искры
Другой душе, что впала в ледяной покой
И разольётся лёд водою чистой,
Падёт слезами радости людской!
— Вы много пели в ресторанах в США, записывали диски, но как-то остались стоять особняком, остались независимой. Или Вы сознательно не вошли (или не захотели войти) в брайтонское созвездие певцов-эмигрантов?
— Я скажу Вам, Михаил, что у меня было много серьёзных причин уйти с Брайтона. В созвездие войти не смогла, так как многие вернулись в Россию. А у меня такой возможности не было. Мне нужно было растить детей и оплачивать счета. Я перешла рубеж эмигрантского гетто и стала полноправной гражданкой этой страны, пошла в колледж, получила образование геммолога и дизайнера ювелирных изделий, а английский язык буду совершенствовать до конца дней. Хотя хочу похвастать, что когда к нам в ювелирный магазин заходят туристы из России, я с удовольствием разговариваю по-русски и они всегда приятно удивлены чистотой моей речи и спрашивают, как это я умудрилась сохранить язык. Очень просто: в своей речи, я, по возможности, стараюсь не употреблять английские слова, переделанные на русский лад, потому что русский язык богат и нет необходимости одалживаться у английского. И ещё, конечно, часто возвращаюсь к классикам русской литературы и поэзии – единственный способ сохранить язык, так как большинство современных русских художественных изданий, а так же материалы и программы СМИ забиты переиначенными английскими словами.
— Майя, Вы уже много лет живете в США, записали не один диск, теперь сменили род занятий – занимаетесь ювелирным производством…. Бываете ли в России, думали вернуться туда?
— Ах, Михаил! Конечно, мне бы хотелось побывать в России и, конечно, навестить Одессу, но уже поздно…. Ни в Москве ни в Одессе меня никто не ждёт.
— Может быть, вопрос прозвучит странно и не совсем логично, но…. Что для Вас счастье?
— Мишенька, можно я назову Вас этим именем? Счастье – это быть здоровым, прежде всего! Счастье – это довольствоваться тем, что тебе доступно и не растрачивать жизнь на зависть к чьему-то богатству и на неуёмное желание владеть большим. Ведь всегда найдётся кто-то ещё богаче. Счастье – это возможность заниматься любимым делом и быть вознаграждённым за труд. Счастье – это когда твои дети здоровы, счастливы и им не угрожает опасность. Счастье – это быть любимой и любить. Я могу привести ещё парочку примеров, но еврейская пословица звучит примерно так: «Всего вместе – нет ни у кого!».
-Что бы вы хотели пожелать или просто сказать своим слушателям, живущим по обе стороны Атлантического океана?
— Всё, что я перечислила в моём понимании счастья, я желаю Вам, дорогие слушатели, по какой стороне океана вы бы не жили! Здоровья, МИРА, удачи, любви и… душевного покоя! Всё остальное, как говорят, мы купим!
Беседовал Михаил Дюков
Июль 2009 года
Россия-США