Яша Боярский - «Сыктывкар-на-Майне»
Сразу сделаю оговорку, Берлин расположен на реке Шпрее, это одна из самых больших рек Германии, но для художественного образа город Сыктывкар был перенесен сегодня мною именно на Майн…
Как-то принято было издавна считать, что русский шансон, а точнее, русская песня прописана за границей России только где-то в кабаках и ресторанах, ночных клубах, да по частным студиям. Ничего подобного, те легендарные времена прошли, кого уж нет, а те далече. Развеялся дым коромыслом, волна времени смыла осколки эмиграции в небытие и теперь уже другие имена, другие Музы и другие ритмы наполняют эти залы. Казалось бы, еще каких-нибудь тридцать-сорок лет назад в немецких ресторанах пели (или могли петь) Иван Ребров, Татьяна Иванова, бывший боксер Борис Немиров, хор Сергея Жарова гремел по Германии. В 1975 году блеснул единственным диском «Песни ГУЛАГа» Слава Вольный, но это студийная работа, в ресторанах он не пел. Из всех названных – только Иван Ребров не так давно справил 75-летие, тихо и без помпы, выпустил диск лучшего и тихо себе поживает в уединении.
С конца 1980-х и до середины 1990-х в Америку и Европу хлынула, наверное, последняя волна эмиграции из России, ее с полной ответственностью можно назвать «четвертой». Первая волна была революционная и идейная, вторую (середины 1940-х годов) называют военной, третью – «еврейской» или «колбасной», кому как больше нравиться. Невесело было в России начала-середины 1990-х, и народ поехал опять, основная мотивация – «мы не за себя боимся, мы за детей переживаем». Наверное, в этом был свой резон. Понятное дело, что ехали все – инженеры, коммерсанты и, конечно, певцы и музыканты.
Кажется, одним из первых, кто приехал в Германию 1990-х годов, был Гарик Кричевский, он ярко дебютировал на Украине и в России диском «Привокзальная» и почти сразу же отчалил в ФРГ.
Мой номер двести сорок пять,
А я домой хочу опять
И часто сниться за колючкой
Мне моя мягкая кровать…
Это звучало в буквальном смысле изо всех окон и звукозаписывающих палаток, наварились тогда пираты по-черному, до волдырей, скажу больше, у меня была польская кассета с жуткими ошибками в тексте обложки этого альбома. У Гарика на обложке была мобила первой (на тогда) модели и довольный вид молодого «нового русского». Кричевский затем выпустил целую череду альбомов и по сию пору является популярным автором – он звучит на радиостанциях, появляется на экранах.
И буквально вслед за ним через какое-то время в Германии появилась целая обойма авторов и исполнителей: Вася Пряников, Олег Ай, Вадим Кузема, Виктор Давидзон, Яша Боярский, Робик Черный (группа «Острог»), чуть позднее – Юрга, Михаил Дали, Мила Светлова, Александр Boss, Игорь Польшин, Олег Биркле (с последними хронология может быть нарушена).
Вася Пряников выстрелил своей бесшабашностью, кислотной музычкой, образом эдакого рубахи-парня, шумного с нехитрыми текстами, Олег Ай все же пытается как-то быть интеллектуалом, под такую же умцу-умцу делать вещи со смыслом… С Вадимом Куземой история другая…. Хит «Чартер на Ганновер» писался коллективно, как шутка, диски несколько лет пылились на полках русских супермаркетов, автозаправках и вдруг – выстрелило (спасибо грамотной рекламе), русские гранд-дамы (попросту говоря – наши эмигрантские бабушки) растрогались песенкой «Русский свадьбы в Германии», начали скупать диски и кассеты пачками, раздаривая своим подругам. А потом для Вадима Куземы была Россия.
Году в 2000 или 2001, честное слово, не помню, стоял где-то у киоска звукозаписи, передо мной замаячила обложка аудиокассеты в черно-белых с серебром тонах, парень с гитарой и сигаретой в зубах, название «Подрасстрельная». Попросил у продавца, повертел в руках, кассетка-то явно пиратская, а уж что-что, а вкус и нюх у пиратов всегда был, поэтому и решил купить. Привез домой, поставил и… испытал шок, от «Сыктывкара» несло такой горечью, такой болью кричащей, надрывной, без блатной блажи, но… это был шок. Были и другие песни, местами иронические, с политической сатирой и едкими замечаниями по поводу увиденного. Увиденного не где-то далеко или из чужой жизни, оно было отсюда, из окна, из телевизора, что мы тогда видели не часто, но перманентно. Страна входила в Европу, отстреливая последних коронованных (и не очень) криминальных авторитетов, страна заканчивала быть гангстерской и малиновые пиджаки меняла на клифты от Версаче.
Топить концы давно приспели сроки,
Раз нет концов, никто не виноват,
А ты лежишь в обугленном «чероки»,
Одной рукой сжимая автомат.
И постовой хрипит, как хрен на блюде
И спит Россия, Господи, прости!
Тебя гасить пришлю чужие люди
И погасили около пяти….
Яша Боярский не любит блатную песню в ее классическом понимании, пытается объяснить, что он поет не блат, а то, что видит, что все мы видим. Он пытается осмыслить и понять, когда иронично, когда прорывается извечное русское искание «Кто виноват?» и «Что делать?». Тут тот и есть тот самый пример, когда глубоко интеллигентный человек в поиске ответом на многие вопросы, которые волнуют мужика, облекает их в шансонную форму. Это не кризис среднего возраста, ни в коем случае, как может кто-то подумать…. Живя в стране, нельзя уж сильно абстрагироваться от того, что происходит вокруг тебя, что происходит с ней и с тобой. В творчестве Яши Боярского есть одна немаловажная деталь – за внешним куражом, неким хулиганском и хохмачеством скрываются ОЧЕНЬ серьезные мысли и чувства. Он сильный человек, очень принципиальный во многих отношениях, но при этом тонкий лирик. Мужчине вроде как не пристало быть слабым… Но тут другое – душа.
Официанты радостно снуют,
Я им сегодня мил и интересен,
Но за столами песен не поют,
Хотя есть все, что надобно для песен.
В немецких кнайпфах есть любое пиво,
Глядишь, поел- попил и был таков
И как порой нам все-таки тоскливо
Без милых сердцу русских кабаков…
Яшу Боярского в Германии хорошо знают и любят. За что? Да за альбом «Я в Германии у тети», за легкость общения и искренность характера. Альбом выстрелил на Рождество 2002 года, в Берлине в сети эмигрантских супермаркетов «Микс март» под песню «Русский, русский иди сюда…» товар уходил влет. Наверное, тогда Боярский и проснулся знаменитым – звонили все и говорили, что там-то и там-то слышали новые песни. В чем успех альбома, наверное, в том, что Боярский соединил две несоединимые на первый взгляд вещи – ритмы немецких дискотек и бытописание русских эмигрантов начала 2000-х годов в Германии. Помните, с какого альбома начинается Вили Токарев?! «А над Гудзоном» — жизнеописание русского Нью-Йорка начала 1980-х, со знакомых картинок и ситуаций. Владимир Асмолов – «Оловянная душа», это о России конца 1980-х… Перестройка, Гласность, Ускорение – и все это в сатирических куплетах и образах, которые потом будут подхвачены и растиражированы, а сам мэтр удалиться в лирику.
Ведь обычно людям нравиться то, что понятно и близко, что выжить помогает в трудную минуту. Они верят и любят того, кто видит их взлеты и падения, но не поучает, а радуется и грустит вместе с ними. Жизнь в песне может быть любая – дурная и искренняя, без излишней художественности, тогда тебе и поверят. Как верят и любят песни Яши Боярского.
Германия конца ХХ века была шумной и развеселой, русский народ хлынул туда с деньгами и хотел веселиться, а не грустить о Родине, которая была на расстоянии нескольких часов самолетного пути. Что скрывать, эмиграция эта была воровато-криминальной, достаточная часть населения сидела тогда на «социале», кроме хлеба и зрелищ ничего не искала и не хотела. В песнях Яши Боярского все было понятно и узнаваемо, без блатной хрипоты и надрыва. Он приехал в Германию из Москвы в 1991, так что все события становления эмиграции он видел сам, меняя профессии, узнал все не с чужих слов. В 1997 году он отдал Руслану Казанцеву несколько своих песен в альбом «Пиковое танго»: «Наганчик» и «Дочь путанки и чекиста». Позже Боярский споет их сам и они, как и знаменитый «Сыктывкар» станут его визитной карточкой на всю жизнь.
Сыктывкар – небо тучами взорвано.
Сыктывкар – вологодский конвой.
Сыктывкар – ты, как крик злого ворона
Над моей головой….
Сыктывкар….
Боярский сильный и автор, и исполнитель, причем, он хорош и в аранжированных, и в акустических вещах. Мне кажется, он и сам не понимает, да какой степени он написал серьезную и страшную песню «Дядя барин» — о судьбе малолетних беспризорников 1990-х годов.
Есть в Москве и дворы и задворки,
Дядя барин, я весь, как в огне,
Мой папаня погиб на разборке,
Ну, а брат – на чеченской войне…
Дядя барин, вы горя не знали,
Как не знает пощады Москва,
А меня сапогами пинали
В спецприемнике сто двадцать два…
Вот где классика жанра – две гитары и вокал…. Да, можно сказать, что написана песенка в лучших традициях уличных песен, мол, не сюжет не нов, ни, тем более, тема не нова. Напишите лучше, чтоб мороз по коже пошел, настоящий…. С мурашками, со спазмами в горле. В творчестве Боярского есть что-то от поэзии Михаила Танича, которая выплеснулась в песни группы «Лесоповал» — образность, грамотные тексты, душа.
Но, как уже говорилось раньше, Яша Боярский, он очень разный: веселый и грустный, нежный и ядовитый…. После альбома «Я в Германии у тети», он перепел и выпустил альбом «Сыктывкар» — более серьезный, более жесткий. Все ждали продолжения «Тети…», а Боярский поет уже о другом. Он может себе это позволить, не идти на поводу у публики, а вести ее за собой, воспитывать своего слушателя. Как не банальна фраза, но этот альбом – реальные песни о нашей жизни, ничего уж тут не поделаешь, но там есть свет в конце туннеля, а это очень важно.
Несколько лет назад он вернулся в Москву, пишет песни о том, что видит здесь и сейчас, о чем думается – он внимателен к действительности. Да, он не любит блатную песню в ее классическом понимании, хотя и сам поет о непростых судьбах людей. Но его герой – здесь, по эту сторону забора, этот человек живет, думает и сомневается, выбирает между правдой и ложью. Наверное, его герой, это парень из Москвы в такой же кепке, какие любит сам Яша Боярский, с сигареткой в зубах, с широкой душой, с умением любить и прощать. Написано и записано много новых песен, они пока выходят в сборниках, готовятся к выходу и полноценные сольные альбомы. Там разное о нашей жизни, но среди прочего неисчерпаемая тема ностальгии – о любви к тому, что любишь и чем живешь, что осталось позади.
Михаил Дюков (специально для сайта «Классика русского шансона»)