Александр Дольский - Мой друг Володька Берсенев

У Володьки Берсенева возвратился отчим с фронта.
Ногу миной отхватило, руку срезал пулемет.
Ядовитый был мужчина, без скандала и без понта,
чуть чего — костыль хватает, по башке беззвучно бьет.
А потом орет: — Мамашу ты довел до отощанья,
жрал, небось, по обе пайки, беспардонный жеребец?
И такими этажами по двору идет вещанье,
что Володька взял и синькой отравился наконец.

Ох вы, клены, клены, клены вдоль дороги!
Вы напомнили мне небыль или быль.
А дорога всегда от Бога,
от людей — пыль.

Но конечно санитары очень ловкие ребята,
и Володьку откачали, и мамаше дали спирт,
а Володькин бывший папа не хотел идти в солдаты,
он начальник был огромный, или просто делал вид.
Он приехал на машине, но к Володькиной мамаше
не зашел в четыре метра, где безумный коллектив,
находился в изумленьи от трагедии вчерашней,
и сказал: — Отдайте Вовку, если Вовка будет жив.

Ох ты время, время, время нашей жизни,
превращаешься ты в память и печаль,
возвращаешься в тоске и укоризне.
Ах, как жаль.

Но не хочет воскрешенный покидать четыре метра,
ядовитого папашу и любимых корешей.
Говорит через окошко тише примуса и ветра:
— Уезжайте, бывший папа, здесь темно и много вшей.
А однажды у соседа, что живет в саду тесовом
и содержит сад огромный, где ранетки и морковь,
он и Женька драли репу и забор сломали новый,
и цепная псина Нера искусала Женьку в кровь.

Ах, папаня и маманя дорогие!
Как жестоки наши юные года!
Все сначала бы — мы были бы другими.
Никогда!

Участковый дядя Вася к ним пришел, сказал, что вора
он отправит по этапу и бумажку дал на штраф.
Воевал он с батей рядом — стало ясно в разговоре,
он забрал свою бумажку, хоть и знал, что был неправ.
И с тех пор, как этот Вовка избежал тюрьмы и смерти,
он живет вполне толково. Я писал ему, и он
мне ответил, и напомнил его адрес на конверте
наше сказочное детство, старый двор, как дивный сон.

Ох вы, травы, травы, травы золотые!
Ох ты, тихая, проточная вода!
Не печалься — мы остались молодые
навсегда.

Он в начальники не вышел и детей своих не бросил
и живет с женой хорошей, только вредной и больной,
а отец пропил протез и с костылем вторую осень
отдыхает в Кисловодске, гордый сыном и страной.
— Приезжай, — мне пишет Вовка. — Встретим мы тебя по-царски,
мама сделает пельмени и окрошку с огурцом.
Выслал я тебе рыбешки и твоим мальчишкам цацки.
Понял я, что не удастся, и поплакал над письмом.

Помнишь неба светло синюю кастрюлю,
и чаинки черных ласточек на дне.
Я годами ту картину караулю.
Не везет мне.