Юрий Михайличенко: «Шансон – это летопись бытия простого человека»
В субботу, 30 декабря, в столичном трактире «Бутырка» состоится презентация дебютного альбома автора-исполнителя из Барселоны Юрия Михайличенко «Исповедь эмигранта». Диск выходит на легендарном лейбле русской грамзаписи из Нью-Йорка «Kismet Record Company». В преддверии этого события корреспондент портала «Классика русского шансона» побеседовал с артистом.
— Не знаю насчет «благословил», скорее, может быть, напутствовал, но это – правда. Однажды мне довелось выступать на одной сцене с Вилли Токаревым. Я исполнил две композиции: «Исповедь эмигранта» и «Иностраночка». После концерта в суматохе автографов и фотографий «мэтр жанра» уделил мне своих пять драгоценных минут.
И тогда из его уст прозвучала очень интересная фраза, которая стала неким проявителем смысла моего шансонного творчества: «Юра, у тебя есть шанс озвучить новую волну эмиграции. Этого ещё никто не сделал».
— Раз Вы говорите о «шансоном творчестве», значит ли это, что были и другие стили и жанры, в которых Вы себя пробовали?
— Это долгая история. Музыкой я занимался с раннего детства и уже в десятилетнем возрасте я по воле судьбы был зачислен в первый состав Детского хора Украинского Радио и Телевидения.
С этого момента моя жизнь приобрела абсолютно звёздный характер. Репетиции, студии звукозаписи, прогоны, годовщины Ленина, годовщины Партии, известные артисты (Ротару, Пугачёва, Богатиков, Пахмутова и т.д.), концерты, гастроли, телевидение…
Так, на бреющем полёте я и дотянул до моих 13 лет и на сэкономленные деньги купил себе черниговскую шестиструнную гитару. «Дрова», конечно, были знатные, но я был страшно счастлив. Отец, как ответственный за мои музыкальные вкусы и вообще за моё будущее, как таковое, был страшно против моего приобщения к дворовой культуре. А гитара, почему-то, ассоциировалась у него именно с этим. Докатишься, мол, и будешь петь по подворотням. А там и до криминала недалеко. Покушений на гитару было несколько. Её прятали, её запрещали, рвали струны и тому подобное. Всё закончилось тем, что я содрал наждачкой с деки гитары весь этот ужасный лак стиля «сделано в СССР» и покрасил мою «многострадальную невесту» в чёрный цвет. После этого, по неизвестным причинам, мою гитару навсегда оставили в покое.
Так, помаленьку, начался мой путь в рок-музыку, а подаренный мне бобинный магнитофон «Маяк» стал моим лучшим учителем новых концептов жизни.
Было всё, и знакомство с подпольным миром кассетно-бобинного бизнеса, и нелегальная покупка запрещённых дисков на чёрном рынке, и поиск фотографий и плакатов моих нецензурных идолов, однажды я даже просидел ночь в отделении за футболку с надписью АС/DC. Вообще-то, после определённого возраста, мои тёрки с властями были делом привычным. Меня арестовывали за выступления на Крещатике, за распитие алкогольных напитков в неположенном месте, за контакты с иностранными туристами и даже за мою мимолётную любовь к одной заезжей английской девушке. Тусовались мы обычно в подъездах. Лично мне очень нравилось там петь из-за хорошего эха. Мой первый музыкальный проект назывался «Зелёная лошадь». Тогда мне уже было лет пятнадцать. Не помню почему именно лошадь, да ещё и зелёная.
…Потом я поступил в Киевский Университет Театра и Кино. Но моя карьера была прервана повесткой в армию, откуда я еле вернулся. Долго лежал в госпиталях разных городов. Делать там было нечего. Гитара, карты, анекдоты и эротические сны с медсёстрами (Смеется). Именно там я начал в серьёз заниматься сочинением, ибо мои сотоварищи по палате оказались очень благодарной публикой. Так был написан целый репертуар с которым я почти ежедневно выступал перед больными и ранеными.
Я не только стал «настоящим мужчиной», но и утвердился для самого себя как композитор. Одна из этих песен, по возвращению «оттуда», и дала название моему новому проекту «Вавилон».
В 1987 году в Киеве проводился первый в истории рок-фестиваль «Молодёжный перекрёсток». Это было огромнейшее событие в культурной жизни города. Несмотря на нервы, выступление получилось очень удачным, нас заметили, начались концерты.
По окончанию Университета поступило предложение гастролей по Европе, и я уехал из трещащего по швам СССР.
— И куда лежал ваш путь? Сразу в Испанию?
— Поколесили немало: Польша, Германия, Франция и, в конце концов, Барселона. Предолимпийский город кишел культурой. Концерты были почти ежедневными, но группа, с которой я приехал, очень скоро распалась. Европейские соблазны разорвали проект на куски. Какое-то время я посвятил изучению языка и местной культуры. С этим было не очень сложно, потому что в Киеве я закончил, чуть ли не единственную на всю Украину, школу с углубленным изучением испанского. В какой-то момент я понял наше славянское несовершенство во всём, что касается ритма. Я, человек с музыкальным образованием, вдруг понял, что очень многого не слышу и не понимаю. Оказывается, мы, славяне, измеряем время минутами, а испанцы, даже скорее всего испанские цыгане-миллисекундами. Так я научился слушать время, хлопать в ладоши и играть на барабанах.
В результате ассимиляции испанской культуры был создал новый проект «Тне Малако». Грамматические ошибки в названии группы как раз и являлись символом этого симбиоза. В состав группы вошли музыканты с обеих берегов реки. Русская мелодика и латинские ритмы завораживали публику своим магнетизмом. После года удачной концертной деятельности мы подписали контракт с солидной фирмой звукозаписи, но по ряду причин, связанных с распадом группы, дело дальше не пошло.
После нескольких месяцев шатания по солнечной Испании меня пригласили студийным музыкантом в одну из барселонских студий. Так я, совершенно случайно, попал в звёздный проект, который несколько лет поднимал на уши всю Испанию. Проект назывался «Эль чабаль дэ ла пека» (Парень с родинкой).
Успех был ошеломляющим. Моё сотрудничество с «Уорнер Мьюзик» продлилось 5 лет.
Золотые и платиновые диски, тысячные залы, слава, любовь и признание. Знакомства, записи, фестивали, перелёты. Как я сам для себя отметил, это было путешествие в генетическую память целой страны. Мне удалось увидеть, попробовать и познать то, о чём большинство местных жителей и мечтать не могли. Казалось, что всё сбылось и всё случилось. Проект был закрыт и все его участники разбрелись кто куда.
Позднее, уже в 2000-х, зародился новый проект под названием «Юрий и его космонавтский оркестр». Вернулось безумие концертной жизни. Мы были в моде, нам подражали, нас копировали и, в конце концов, нами восторгались. Было несколько попыток увековечить этот проект и записать диск, но как-то не получилось. Однако в прессе осталось много лесных комментариев в адрес «барселонских космонавтов».
Потом у меня появился маленький театр, и я вернулся к моим баранам. О моей режиссёрской деятельности я распространяться не буду. В Испании всё по-другому, и в этом есть своя прелесть. Что же касается студии, то я начал работать с театральными проектами, что и подтолкнуло меня к написанию музыки к спектаклям и кинофильмам.
Здесь, по сути, и начинается моя история с шансоном...
— Вот с этого места, если можно, поподробнее…
— К одному совместному российско-английскому фильму «Водка энд чипс» меня попросили написать музыку и пару песен в стиле шансон. Этот жанр для меня был так же далёк, как и фламенко когда я приехал в Испанию. Девяностые годы я не застал и малиновые пиджаки в глаза не видел. Но, как говорится, попытка не пытка. Песни были написаны и режиссёру они очень понравились. Ну, и слава Богу!
Прошло время. И тут как-то меня приглашают на фестиваль «Линии Судьбы» в Льорет де Мар, как представителя барселонской русскоговорящей общины. А нужен был именно шансон. Я вежливо пытался отказаться, ибо песен в стиле шансона у меня не было. И тут я вдруг вспомнил про музыку, написанную для вышеуказанного фильма. Эх, была не была. Выступить за Барселону-дело святое. «А ты люби меня, люби эх, иностраночка моя» — прорычал я со сцены. Эксперимент закончился «Гран-при» вышеуказанного фестиваля. Мелочи, но приятно. Затем поступило предложение поехать в Германию на фестиваль «Русская Душа», где я выиграл ещё один «Гран-при» и серьёзно задумался.
Постепенно новость о том, что Юра поёт шансон докатилась до всех моих друзей и знакомых, театралов и художников, поэтов и писателей, издателей и переводчиков.
И тут посыпались в мой адрес разного рода разочарования, непонимания, сожаления и прочее. Я никогда не думал, что исполнение песни в том или ином жанре может повлечь за собою такие последствия. Пытаясь не воспринимать всерьёз ни критику в мой адрес, ни моё шансонное настоящее, ни моё туманное будущее, я просто пел себе в удовольствие, от всего сердца, от всей души, моим хриплым, прокуренным голосом и получал от этого огромнейший кайф. Я вдруг открыл для себя жанр до невероятности театральный, где лаконичность, кодовость, честность и присутствие юмора являются неотъемлемой частью. Где жизнь человеческая со всеми её плюсами и минусами, без замысловатых фраз, становится поэзией, летописью и наследием нашей общей истории. На первый взгляд всё очень просто и именно в этой простоте и зиждется сложность русского шансона. Опять же, это моё личное ощущение того, что я делаю, а я обычно склонен к преувеличению как любая творческая натура.
Неожиданно меня очень заинтересовала тема маленького человека в эмиграции. Его жизнь, его цели, стремления, понимание что такое хорошо и что такое плохо, его взгляд на прошлое, на настоящее, на будущее. И как результат этого исследования родилась песня «Исповедь эмигранта».
— Ваш дебютный альбом выходит на легендарном в среде коллекционеров и исследователей культуры русского зарубежья старейшем лейбле русской грамзаписи «Kismet». Как это получилось?
— Начну с того, что этого диска могло и не быть. Мне даже в голову не могло прийти, что я когда-нибудь займусь записью диска русского шансона, что стану заслушиваться старыми записями наших эмигрантов или что в моей голове могут родиться подобные тексты. Я стал внимательнее относиться к жизни, ибо шансон, а в моём случае я это называю «арт шансон» – это летопись бытия простого смертного человека.
На пути к этому событию было много преград. У меня, к примеру, сгорел компьютер. В самый неподходящий момент, как это обычно и бывает, когда всё уже было наполовину записано, когда думалось и верилось, что вот оно, что осталось совсем немного. Я чуть не сошёл с ума. Пришлось напиться, протрезветь и начать всё заново.
Вся эта история напоминает мне программу из моего детства «Очевидное — невероятное». А началось все с того, что мне в Фейсбуке пришло письмо от автора-исполнителя из Германии и президента фестиваля «Русская душа» Владимира Тиссена. Он писал, что с тобой ищет контакт мой знакомый, журналист и коллекционер из Москвы Максим Кравчинский. И вот приходит письмо, где Максим пишет всякие хорошие слова о моих песнях, о том, что они продолжают традиции эстрады «русского зарубежья» и все в таком духе, что, конечно, меня вдохновляет, потому что к тому моменту я уже знаю, кто такой Кравчинский, что он написал книгу «Русская песня в изгнании» и множество других исследований о жанровой песне. И в конце письма Максим рассказывает, что с благословения (вот тут это слово абсолютно уместно) хорошо известного в музыкальных кругах «дедушки русского андеграунда», человека открывшего миру Аркадия Северного и множество других артистов, Рудольфа Фукса он сегодня является продюсером фирмы русской грамзаписи «Kismet», долгие годы принадлежавшей Фуксу. С 1980 года, когда Фукс купил студию у эмигрантов первой волны Корниенко, там выходили виниловые пластинки Высоцкого, Галича, Козина, а в 2000 году вышел последний проект под руководством Фукса — диск Валерия Вьюжного памяти Северного «Салют, Аркаша!».
И на 15 лет «Kismet» по разным причинам умолк, а в 2015 Кравчинский с Фуксом решили реанимировать его, и вышел альбом «Окопные песни» Аркадия Сержича и Николая Афонина. Потом были другие издания, в частности переиздание знаменитых альбомов певцов-эмигрантов Славы Вольного «Песня ГУЛАГа» и Пети Худякова «Уличные песни». Последний диск Максим подарил мне в декабре 2016 года в Германии, когда мы встретились на фестивале «Русская душа», где я выступал, а он был ведущим.
Мы обсудили условия, я посмотрел, как изданы эти диски, всегда с огромным буклетом, с продуманными деталями, массой фотографий и прочими вещами, которые и позволяют с полным правом написать на обложке – «коллекционное издание». …И согласился.
— Расскажите про презентацию альбома. Где она пройдет и что ожидает публику?
— Главная презентация альбома запланирована в Москве, в хорошо известном всем поклонникам шансона по-русски, заведении под названием трактир «Бутырка». В последнюю предновогоднюю субботу, 30 декабря, в 19.00 я представлю песни с альбома. Программа намечена в двух отделениях, потому что кроме меня будут выступать и наши друзья-артисты. Затем, 4 января, презентация пройдет уже в Барселоне. Кстати приятно, что на момент нашей с Вами беседы, продано уже больше половины зала. Да и в «Бутырку», несмотря на предпраздничный день, народ, судя по всему, соберется гульнуть напоследок. Ну, а мы уж постараемся не разочаровать. Зажжем со всем испанским темпераментом (смеется).
— Спасибо за интервью и желаю Вам дальнейших успехов в творчестве и аншлага на концертах!
Взаимно, Давид! И до встречи на концертах.
© Специально для Портала «Классика русского шансона»
Давид Пипия (Тбилиси-Москва-Барселона)