Шансон: Ах, эта песня жигана..!

Шансон: Ах, эта песня жигана..!

чё ты гонишь, мусор, шнягу не по делу, чё ты паришь мне про нары и конвой…

Есть такие, знаете, песни. Можно, конечно, и остальной текст привести, но это сюжета не разовьет (за неимением такового). И, вообще, не поможет. Потому как клиника. Поэтому, когда кто-то заявляет, что его от шансона тошнит, не спешите делать однозначные выводы о вкусах этого человека. От такого “шансона” не только затошнит… Обидно, что всякая дрянь норовит сегодня поклеить на себя лэйбл “Шансон”, щедро выплескивая в жанр свою ложку дегтя, а то и ведро помоев. А казалось бы, только родилось такое красивое имя такому красивому жанру…

Причина причин, в конце концов, в начале начал
Этиология заболевания русского шансона кроется в исчерпании им своей темы (не самого себя!), что неизбежно. Жанр сегодня напоминает жвачную корову. В нем идет пережевывание, отрыжка и снова пережевывание, опять отрыжка… Отсюда возникает множество других, побочных, вторичных, сопутствующих симптомов болезни. На беспутье расцветает засилье жанра пресловутой попсой, аранжированной в стиле “унца-унца”, с подменой эстрадных “любил-грустил” на “украл-попал”, а фальцета на хриплый бас. (Позвольте ухмыльнуться: не это есть шансон). В результате — захламление жанра бесцветными песнями, лихо складывающимися в такие же блеклые альбомы и сборники (у иного исполнителя еще второй альбом выйти не успевает, а уже появляется его сборник “Лучшее”, “Платиновая коллекция”).

Под эгидой “шансон” сегодня творить может любой деньги имущий: и в ротацию на радио поставят, и на фестивальчик пригласят. Получается, “у кого рыба, тот и прав”. Тот и шансонье. Сегодня многие звезды эстрады, кино повалили в шансон, будто их на очередном общем фуршете приворотным зельем обпоили. Все это войско вдруг “пошло в народ”. Хочет быть народу мило, хочет в душу влезть без мыла… Спетый ими “шансон” особо не облагородил ни жанра в целом, ни их репертуары в отдельности, однако, пошатнул идеологическую концепцию о том, что ”группа диссидентов шоу-биснеса собралась под кличкою ”шансон”. Как говорится, ”все смешалось: и люди, и кони...” Ряд исполнителей за отсутствием новых идей, но, сохраняя чувство хорошего вкуса и собственного достоинства (за что им респект), берутся перепевать свое и чужое проверенное старое. Хорошо ли это? По-разному бывает… “Повторение – мать учения,”- пошутите вы. Нет, друзья, повторение – мать заикания, что само по себе патология. Заикание, прежде всего – топтание на одном месте, бессмысленное, натужное и явно вынужденное. Темоисчерпание – не специфическая проблема шансона. Это проблема и других музыкальных жанров, и всеобщее в искусстве. “Джаконда” написана, “Роден” изваян, “Постой, паровоз” спет. В научной психологии даже существует версия дальнейшего развития человечества, которая призывает сжечь все ранее написанные книги, уничтожить картины и дать человеку творчествовать, самовыражаться свободно, не опасаясь быть повторившим. Потому что повторение – далеко не всегда подражание. Просто разными путями и в разное время можно прийти к одинаковым результатам. Человек рождает идею, спешит поделиться ею с человечеством, а вдруг оказывается, что это уже сказано, написано… Причем, еще в прошлом веке. Однако, кощунство в виде сожжения книг мы уже проходили, при большевиках.

У тех все было просто: книги – сожжем, храмы – снесем, кулаков – раскулачим, батраков – разбатрачим, коряков -… ну, с ними тоже что-нибудь придумаем. К счастью, мировой разум достаточно здрав, чтобы отвергнуть эту бредовую радикальную идею. Не говоря уже о культурно – историческом наследии, мировом эстетическом сознании и прочая, можно парировать уже тем, что и среди современников немало талантливых, самобытных, не повторяющих и неповторимых творческих людей.

“Формат”?

Итак, снова сосредоточимся на шансоне. Определение жанра, как песен определенного “формата” дошло до пародийности на само себя. Складывается впечатление, что исполнителю достаточно прийти на радио: “Вот, я написал два альбома, называются “Формат” и “Формат-2”, и его тут же возьмут в ротацию. Затерлось и заерзалось понятие русской песни, той самой, которая народная и вольная. А помните, как красиво Василий Шукшин писал: “Ах, какая же это глубокая, чистая, нерукотворная красота – русская песня, да еще когда ее чувствуют, понимают все в ней: и хитреца наша особенная – незлая, и грусть наша молчаливая, и простота наша неподдельная, и любовь наша неуклюжая, доверчивая, и сила наша – то гневная, то добрая… И терпение великое, и слабость, и стойкость – все. ” Шансон можно четко разделить на две составляющих (не будем обзывать их категориями): песни с выраженной блатной, лагерной тематикой и песни без таковой. Но, главное, все они должны наполнять сердца поэзией и состраданием. “Любопытно, что песни, которые слагали и пели воры, чаще всего обходились без фени и мата. Любимый жанр – трагически-романтическая баллада…” Валерий Фрид, автор этих слов, по своей незабвенной 58-й провел 10 лет в лагерях бок о бок с ворами и прочей “отрицаловкой”, посему тему знал (а после заключения и двух лет спецпоселения он стал известным сценаристом советского кино). И мы находим подтверждение его словам в старых лагерных песнях:

***
И от тоски невольно запоешь,
Как будто этим душу обогреешь...
***
Ах, эта песня жигана
Всех за живое берет…
***
Песня, словно грустный разговор,
Камеру заполнила, качаясь.
Пел ее угрюмый старый вор,
Пел, как будто с песнею прощаясь...

Заметьте: преимущественно без фени и мата. Нет, я не ханжа, более того, я люблю лагерный жаргон. “А-а..!” – заметит читатель. “Но! – уточню я. — Только в хорошей компании и под хорошую закуску.” Известный киногерой произнес эти слова немного по другому поводу, но смысл одинаков. Если автор озадачен тем, как бы ему поудачней связать одной рифмой “шконку”, “кичу”, “вертухая”, то песня у него получится соответствующая. Как легендарный лагерный суп ритатуй: сверху пусто, снизу… Трагически-романтической балладе со слезами и раскаяниями можно противопоставить молодецкую браваду с битием в грудь и разрыванием на оной последней рубахи. Вот в таких песнях крепкая феня бывает хороша и уместна. И это уже совсем другой настрой, другой взгляд на жиганскую жизнь, тюрьму...

***
Я всю Россию прошагал,
В шалманах пил, в притонах спал,
Попал, братишки, в лагеря — а мне плевать!

В общем, из серии ”украл, выпил — в тюрьму! Романтика!” Все эти песни одинаково и по праву любимы народом. Тут, как говорит Венечка Ерофеев, у каждого свой вкус: один любит сопли распускать, другой утирать, третий – размазывать. Вопрос о том, имеет ли право человек, не сидевший в тюрьме (пятнадцать суток за хулиганство не котируются!), писать и исполнять тюремные песни, наконец, закрыт. Имеет. Как оказалось, вопрос подняли уже после того, как ответ на него был очевиден: многие мастодонты блатной песни и подгитарной лирики никогда в жизни в тюрьме не сидели. Но что же слушают и поют именно там, по ту сторону ”колючки”? Неужели там все так однозначно: ”Баланда, нары метров сто и ”Радио Шансон”, ведь и в тюрьме слушают и поют совершенно разные песни. Интересно бы составить рейтинг ”оттуда” и сравнить его с ”вольным”…

К исцелению

Чтобы стать певцом, надо просто петь. Чтобы стать звездой, надо придумать что-то другое… Не так просто найти принципиально новую тему, открыть новую истину. Но сила поэта не только в том, ЧТО он несет слушателю, но и то, КАК он это несет. Иной раз можно прослушать сотню вариаций на тему, но так и не услышать, не проникнуться, а сто первая заденет так, словно озарение снизойдет. И не всегда можно объяснить, почему. Какое-то оптимальное, удивительно гармоничное сочетание слов, мелодии, голоса, настолько гармоничное, что сомневаешься, человеком ли это создано… ”У вдохновенья нет черновиков”, как говорит Ефрем Амирамов. Что ж, не будем спорить. Истинный талант уникален. Бездарность одинакова. В целях излечения жанра и предотвращение рецидива заболевания, хотелось бы пожелать каждому артисту искать свою истину, выражать свою личность. А личность в жанре шансона – условие непременное и первоочередное. Этого нам еще Сергей Есенин желал: Быть поэтом – значит, петь раздольно, Чтобы было для тебя известней. Соловей поет – ему не больно, У него одна и та же песня. Канарейка с голоса чужого – Жалкая смешная побрякушка. Миру нужно песенное слово Петь по-свойски, даже как лягушка. А тому, кто начинает новое утро, согласно Сергею Чигракову, с мысли:

А не спеть ли мне песню,
А не выдумать ли новый жанр?
Попопсовей мотив и стихи
И всю жизнь получать гонорар!..

хорошо бы вспомнить слова Михаила Жванецкого, мудрого человека, о том, что “писать, простите, как и писать, надо, когда уже не можешь!”

Татьяна Павлова
https://blatata.com/

Понравилась статья? Разместите у себя в соцсетях ссылку на эту страницу. Пусть про нее узнают как можно больше людей.
Нет комментариев. Ваш будет первым!