Виктор Тюменский: Только поборов страх можно чего-то добиться

«Зона-зона, без озона всесезонно,
Зона-зона, без резона канитель,
Зона-зона, ни к сидельцам, ни к «погонам»
Не спешит придти апрельская капель…»
Виктор Тюменский

В силу моей журналистской деятельности я был, конечно, осведомлен, как о творчестве Виктора Тюменского, так и о ситуации вокруг телепроекта «Зона».
Мне показалось, что лучшего собеседника для обсуждения ситуации с «запрещенной песней» в наши дни, мне не найти. Я приехал в гости к артисту в огромный, но уютный пент-хауз на Западе Москвы и мы проговорили весь вечер о самых разных вещах. Виктор – интересный собеседник и неординарный человек, поэтому вскоре наша беседа вышла за рамки заявленной темы, но так получилось, по-моему, еще интереснее.

— Виктор Михайлович, давайте представим Вас читателю и в начале интервью поговорим о том, как складывалась ваша жизнь до начала музыкальной деятельности? Откуда Вы родом? Кто ваши родители? Чем увлекались в юности? Обозначьте, пусть пунктирно, автобиографию, ведь, кроме того, что вы выпустили четыре отличных альбома, и написали знаменитый саунд-трек, больше о вас мало чего известно.
На обложке первого диска даже вашей фотографии не было, но была интригующая надпись: «Артист не гастролирует»…
Виктор Тюменский: В ста километрах от Тюмени есть маленький город – Заводоуковск – это моя родина.
Я с юности увлекался музыкой, одно время был руководителем Тюменского рок-клуба, играл на гитаре, пробовал сочинять. Но с возрастом музыка отошла на задний план. Я поступил в Институт Нефти и Газа, защитил диссертацию, начал заниматься бизнесом, трудился во многих известных компаниях, реализовывал крупные проекты. Сегодня продолжаю деятельность, но в другом режиме и на новом уровне. Человек должен постоянно быть в развитии. Я Скорпион по гороскопу. Астрологи пишут – представители моего созвездия не могут расслабляться, не терпят бездействия. Это точно про меня. Как только возникает вакуум, я начинаю искать новые пути самореализации.

-Вы сказали странное слово «вакуум». Как он возник у такого деятельного человека? Это пресловутый кризис среднего возраста или что-то другое?
Виктор Тюменский: Нет, дело не в кризисе. Просто с 2002 года мы с семьей переехали на постоянное жительство в Германию. Я закончил с делами в России, стал жить на новом месте. Эмиграция – всегда стресс. Происходит переосмысление всего. Ты думаешь: правильно ли поступил? Привыкаешь ко всему заново. В такой атмосфере и родился первый альбом.

-Почему Вы выбрали жанр «городского романса» для записи диска? А не рок, которым увлекались в молодости?
Виктор Тюменский: Рок — специфическое музыкальное направление, оно накладывает и на текст и на музыкальную составляющую определенные штампы. Я бы не смог выразить в этом стиле то, что хотел. Шансон мне ближе. Здесь больше возможностей раскрыть душу. Основа «шансона» — стихи. Инструменты не должны мешать восприятию. Да и материал там собран своеобразный: лагерные песни, белогвардейские, старые блатные вещи. Хотя, в аранжировках мне нравится создавать легкий драйв, присущий рокерам.

-А вот места классической эмигрантской тематике про «березы в кадках» на пластинке места не нашлось? Отчего так? Вас не мучила ностальгия?
Виктор Тюменский: Слишком избитая эта тема. Действительно страдали, на мой взгляд, первые эмигранты, представители «белого движения». Люди бежали от власти. Меня же никто не гнал, я сам выбрал этот путь, в поисках лучшей доли, прежде всего, для своей семьи. Первая волна была более духовная: тоска их неподдельна. Отсюда и отношение к ним на Западе и интерес к русским. Послевоенные беженцы, эмигранты 70-х совсем другая публика. Здесь и в творчестве много наносного, искусственного. Нынешняя, четвертая волна иная. Каждый, в общем, может купить билет и вернуться. По прошествии времени, я тоже почувствовал себя «гражданином мира», ностальгия ушла. На пластинках «Северное сияние» и «Карамболь» появляются мои зарисовки о Германии, но они скорее юмористические.

-Вы можете вспомнить, при каких обстоятельствах впервые услышали «запрещенные песни»?
Виктор Тюменский: Конечно, еще в детстве. У меня был старший брат, а у него магнитофон «Весна» с такой большой черной ручкой. Брат привязывал к ней веревку, перекидывал через плечо и шел со своей компанией по улице, а из динамиков несся голос Аркадия Северного, Высоцкого…

-Как кандидат технических наук, серьезный бизнесмен, с таким знанием дела пишет жанровые песни? Особенно поразила меня последняя ваша работа – саунд-трек к нашумевшему сериалу «Зона». Как сочетаются подобные противоположности?
Виктор Тюменский: Я отвечу на твой вопрос двумя примерами.
Вчера я смотрел боксерский поединок. Прозвище одного из участников – «Боксирующий банкир». В обычной жизни он высокопоставленный банковский служащий. Любит спорт. Выступает на престижных соревнованиях в супер-тяжелом весе. Казалось бы, ничего особенного, много людей совмещают спорт и бизнес. Но самое интересное, что больше всего этот же человек увлечен …чечеткой. Ходит в специальные клубы и танцует степ.
Вторую историю я прочитал в газете, когда летел сюда из Германии.
Оказывается в последние годы в западных странах среди топ-менеджеров крупнейших корпораций, бизнесменов и прочих представителей элиты распространилась мода на публичные музыкальные выступления. Они покупают дорогие инструменты, собираются в группы и играют по клубам, на концертах, добиваясь значительных успехов на новом поприще.
Я просто реализую свои юношеские мечтания. Зарабатывание денег не является самоцелью. Да и невозможно заниматься одним и тем же 24 часа в сутки, нужна отдушина, окошко для души.

— Скажите, на ваш взгляд, существуют ли сегодня понятие «запрещенных песен»?
Виктор Тюменский: С одной стороны, конечно, нет. Любой может снять студию, договориться с музыкантами и записывать все, что душе угодно, а потом выпустить диск и продавать его в магазинах. В советское время это нельзя было и представить.
Как ты пишешь в своей книге о «русской песне в изгнании», нашим подпольным исполнителям приходилось «прятаться по подвалам и ночным ДК, чтобы сыграть очередной концерт», в отличие от эмигрантов, кстати. Вообще, «запрещенные песни», сделанные в СССР и за границей, хоть и являются составляющими жанровой музыки, но отличаются коренным образом.

-Чем, по-вашему?
Виктор Тюменский: Смотри, наш андеграунд был подпольным в прямом смысле слова.
Северный, Комар, Шандриков были САМОДЕЯТЕЛЬНЫМИ артистами, не состоящими на службе ни в каких государственных концертных организациях, часто не имели даже музыкального образования. А если и имели, то работали, в лучшем случае, в ресторанах. На моей памяти только Розенбаум будучи официальным артистом «Ленконцерта» решился записать «блатной» альбом. Успех советского творческого подполья во многом определяется тем, что эти люди жили, практически, той жизнью шальной, о которой пели. Личность человеческая и творческая переплетались настолько, что, кто и где было не разобрать. Значительная часть исполнителей из той плеяды отсидели, пусть не конкретно за песни, как Новиков, но тем не менее… Был такой опыт у Шандрикова, Шеваловского, Беляева, Комара, Юрия Борисова, Звездинского. У многих были проблемы с алкоголем. Те же Северный, Шандриков, Комар, Борисов, Агафонов пили… Но творили, тем не менее.
А в эмиграции прямо противоположная картина, хотя, повторюсь, работали все в одном жанре. Но! За кордоном петь «блатняк» стали бывшие официально признанные артисты. С образованием, с поставленными голосами. На новой родине их никто за «Мурку» не гонял и не сажал, значит, могли записываться качественно, на хорошей аппаратуре, а не как у нас микрофон на прищепку и одеялом окно закрыть для звукоизоляции. Плюс, эмигранты сразу понимали, что записывают материал на продажу. Наши же самородки писались просто так, в кайф, под настроение, за бутылку. Ну, давали иногда Северному или еще кому рублей триста за концерт. Это что деньги? Даже в советское время это было не бог весть что.

-Интересные выводы вы сделали, но мы ушли от темы… Итак, существует ли «запрещенная песня» сегодня?
Виктор Тюменский: И, да и нет. Вроде все можно, пожалуйста. Но стоит придти с таким материалом на радио или телевидение, то тебе тут же объявят – «не формат». Клип на песню, где, не дай Бог, проскочило слово «тюрьма» или «столыпинский вагон» проехал в кадре зарубят сразу. Даже на профильных станциях, чуть материал пожестче – все! Не идет в эфир. Говорят: «За нами следит комитет по радиовещанию и прочее».
То есть отголоски советской цензуры слышны. Что далеко ходить? Сериал «Зона», где звучит мой саунд-трек. Такой проект интересный, мы ездили со съемочной группой в Монте-Карло на фестиваль. Наград не привезли, но речь не об этом – фильм заметили, он понравился, а его раз… И задвинули в ночной эфир в ВОСКРЕСЕНЬЕ! Кто сможет увидеть его?

-Откуда такие настроения в обществе в отношении Жанра? То в некоторых регионах разворачивается компания – «запретить шансон в маршрутках», то известные люди, образованные, интеллигентные начинают писать письма с призывом чуть ли не судить за исполнение «Мурки»…
Виктор Тюменский: Не знаю, от стереотипов или незнания досконально истории вопроса, наверное.
Я тебе так скажу, когда я был пацаном мы во дворе всегда слушали «блатные песни», кто-то их любил больше, кто-то меньше, но собирались вечером включали магнитофон, гитару доставали и горланили «Гоп со смыком». И знаешь, странная закономерность, прошли годы, и жизнь разбросала эту дворовую компанию. Кто уехал, кто в армию ушел, кто семьей обзавелся рано, а некоторые, как водится, попали в тюрьму. Так вот сели как раз те, кто «блатняк» не особо и уважал. Лично мне разговоры о вредоносном влиянии «шансона» на молодежь кажется бредом чистой воды. Ты упомянул письма различных уважаемых людей о необходимости введения цензуры, запрете жанровой музыки и т.д. Я помню, режиссер Ленкома Марк Захаров пару лет назад посмотрел новогодний огонек, где все наши звезды пели, кто «Мурку», кто «Бублички», кто «Институтку», и разразился гневным посланием в духе советских газет. Я просто обалдел, умнейший вроде человек, а видит корень зла в песнях, которые в России были, есть и будут. Это ж наш национальный жанр, если вдуматься! Мне так захотелось ему ответить! Если человек склонен совершить преступление, то он может хоть ежедневно ходить в оперу, но все равно украдет…
Помнишь Ручечника, которого сыграл Евстигнеев, в фильме «Место встречи изменить нельзя»? А вот еще пример! Ты в первой книге часто ссылался на писателя-эмигранта Романа Гуля. Я его тоже читал. «Апология русской эмиграции» — одно из моих любимых мемуарных произведений. Роман Борисович прожил долгую жизнь и с кем только не встречался. Я тебе прямо прочту, ты должен помнить этот момент! Вот! Вот ответ всем деятелям, желающим ввести цензуру и утверждающим, что «блатная песня» дурно влияет на умы граждан.
(Виктор направляется к книжному шкафу и достает нужный фолиант. Я не очень понимаю, о чем пойдет речь, а потому жду с интересом. Когда же отрывок прозвучал, я понял, что аргумент против «борцов за нравственность» действительно убийственный).
Слушай! Роман Борисович приводит поразительный рассказ, как нельзя лучше иллюстрирующий мою мысль. В Париже ему довелось столкнуться с одним крайне странным и страшным персонажем российской истории и вот, что из этого вышло.
«Захожу я как-то к Б.И.Николаевскому (Б.И.) – пишет Гуль, он – за столом, а в кресле какой-то смуглый, муругий, плотный человек с бледно-одутловатым лицом, черными неопрятными волосами, черные усы, лицо будто замкнуто на семь замков. При моем появлении муругий сразу же поднялся: «Ну, я пойду…» Николаевский пошел проводить его… Возвращается и спрашивает с улыбкой: «Видали?» — «Видел, кто это?». – Б.И. со значением: «А это Григорий Мясников…» — Я пораженно: «Как? Лидер рабочей оппозиции? Убийца великого князя Михаила Александровича (брат Николая II – прим.автора)?!» Б.И. подтверждающе кивает головой: «Он самый. Работает на заводе. Живет ультраконспиративно по фальшивому паспорту, французы прикрыли его. И все-таки боится чекистской мести. Совершенно ни с кем не встречается. Только ко мне приходит. Рассказывает много интересного… Знаете, он как-то рассказывал мне, что толкнуло его на убийство великого князя…»
И Б.И. передал мне рассказ Мясникова, что когда он был молодым рабочим и впервые был арестован за революционную деятельность и заключен в тюрьму, то, беря из тюремной библиотеки книги, читал Пушкина, как говорит, «запоем» (оказывается, Пушкин – «любимый поэт Мясникова!). И вот Мясников наткнулся на стихотворение «Кинжал», которое произвело на него такое впечатление, что в тюрьме он внутренне поклялся стать вот таким революционным «кинжалом». Вот где психологические корни его убийства, и говорил он об этом очень искренне.
Конечно, Александр Сергеевич Пушкин не мог бы вероятно, никак себе представить такого потрясающего читательского «отзвука» на его «Кинжал»… Приведу стихотворение, и посмотри, есть ли в нем хоть какая-нибудь связь с той манией, которая вспыхнула в большевике Мясникове».
Приводить текст стихотворения полностью я не буду. Кому интересно, пусть, отыщет его сам. Добавлю только, что убил Мясников безоружного князя подло, но и сам в дальнейшем «кончил стенкой» в подвалах Лубянки.
А вот, на последок, пара пушкинских строк:

«Как адский луч, как молния Богов,
Немое лезвие злодею в очи блещет,
И, озираясь, он трепещет
Среди своих пиров.

Везде его найдет удар нежданный твой:
На суше, на морях, во храме, под шатрами,
За потаенными замками,
На ложе сна, в семье родной…»

-Да, Виктор Михайлович, действительно прямо «в десятку»! Как говорится, кто захочет, и в балете увидит порнографию…
Виктор Тюменский: О чем я и говорю, все зависит от человека, а цензура, запреты – это тупик. Мы все это уже прошли в СССР, и чем все кончилось?! Наоборот, пусть народ сам решает, что ему слушать, а время оно само отфильтрует, что злато, а что шлак.

-Спасибо за интервью! Мне было по-настоящему интересно, и напоследок ответьте, какой жизненный девиз Виктора Тюменского?
Виктор Тюменский: Я вырос в провинциальном городке, где были очень сильны «законы улицы», где сразу было видно, кто, что из себя представляет. Нельзя было показывать спину. Всегда, во всем – держать удар – и не бояться, не закрывать глаз. Только поборов страх можно чего-то добиться!
Максим Кравчинский, из книги «Песни, запрещенные в СССР»