Николай Тюханов - Нас после войны было много

Нас после войны было много,
таких, как и я, босоногих.
Мы жили тогда убого
и больше общались с природой.
-Я помню то время жестокое,
-и все же по странной причине,
Как старенький добрый учитель,
оно нас добру учило.
Мы жили под общею крышей,
корей по закону единства…
А может, процент был выше
Добра в молоке материнском?
Прощаясь со школьным обедом,
я подавал у вокзалов,
у магазинов и рынков старухам,
творившим молитвы.
Размененный рядом в аптеке,
тот дореформенный гривенник
я раздавал по копейке
в платки и сальные кепки.
И в голову не приходило
их спрашивать о метелях,
о полуподвальных зимах,
согретых одной керосинкой.
О том, где и как получилось,
что выжили, не спросили…
Спасибо им всем, спасибо,
что с совестью не разлучили.
Вину ощущая с рожденья,
что я им, увы, не сверстник,
под «крест» подставлял спину честно.
А может, то был взгляд презренья?
Увы, доброте не научишь,
она, как талант, кому-то,
когда проснувшись под утро,
как губка впитал боль чужую.
Она по рожденью — безмерна,
о после уже не жалует.
От доброты к злу — пожалуйста,
обратно — не верю в примеры.
Конечно, она не догма
и вовсе не стереотипна,
но счастлив, что истинно добрых
встречал чаще, чем других типов.
Как жил, хорошо или плохо?
Скорее клавиатурно,
где мастер, видать, для хохмы,
у клавиш цвета перепутал.
Жизнь била меня нещадно
за мой характер презренный.
Вот как-то совсем недавно
я шел переходом подземным.
Вдруг впереди, возле урны,
мелькнула старушачьей шалью
сгорбленная фигурка,
а рядом сержант кричащий.
С какой-то злобой немыслимой
салага, фанатик, лягавый
ее, как убийцу, обыскивал
и мелочь давил сапогами.
Не суйся, твержу, да что толку,
лишь помню, меня зазнобило
и непонятная сила
вдруг вырвала из потока.
Я оттолкнул его грубо,
схватив, как мальчишку,
за шиворот,
и прошипел сквозь зубы:
«Оставь ее, сука паршивая!»
А мимо, слегка отвернувшись,
закутавшись в пар, как в скафандры,
шли джинсы и сарафаны,
в тулупы вмерзшие души.
А позже, меня провожая,
майор сказал извиняясь:
«Они же с шестидесятых,
они ж ничего не знают».
Конечно, сержант — подонок,
но понял ли что-нибудь в жизни,
когда ему с детства долбили,
что будет жить при коммунизме.
Он думает: раз — ив дамки...
Шел дождь бесконечной селью,
и мне показалось,
что дальше мы стали теперь от цели.