Владимир Шиленский: «Мало будет – останется, а не хватит – назад отнесем…»

— Здравствуйте, Владимир! В конце июля мы увидимся в Калининграде на четвертом Международном фестивале «Хорошая песня» и наговоримся вволю...
Владимир Шиленский: — И, может, не только наговоримся… Но и напоёмся и намолчимся.

— Без проблем! Так вот, тоже в конце, но ещё июня, Вы были замечены в Твери на фестивале Памяти Михаила Круга. И что характерно, в закулисьи и прибуфетном пространстве, но не на сцене… Поэтому стало очень любопытно, как и что там было на тверской земле? И почему поющий поэт Шиленский изменил своим принципам «петь всегда и везде, когда и куда позовут»?
Владимир Шиленский: — Действительно, не упустил я такой возможности: на круговском фестивале впервые побывал. В Твери — волшебно! Фестиваль огромен! Стадионище «Химик». Над головой — самолёты на бреющем. День города. Народу… Салют-шмалют. И дождь, и солнце. Всё подготовлено и проведено абсолютно профессионально. Но принципам я не изменял, а не пел потому, что на брегах Волги был в качестве фотокора «Шансон-ревю» (спасибо заместителю главного редактора Максу Кравчинскому), а вот попеть-то и не позвали.

— Как-то обидно.
Владимир Шиленский: — А что тут обидного? Я существо невидимое: в сборниках почти нет, по радио — то же, шибко не тусуюсь… Публика широкая меня не знает. Да и, видимо, далековато моё творчество от широких-то масс. Дистрибюция не заказывает, диск купить — не найдёшь. Разве только на «Горбушке». А Михаил Круг – звезда реальная, он стал тверским брэндом. Фестиваль прошел при «поддержке и помощи» губернатора области и мэра города. На сцене должны быть известные имена, друзья, нужные люди ну и прошедшие конкурсный отбор. Я ни к одной из категорий не отношусь. Что обижаться?
Вообще, когда мне говорят «не обижайся», я отвечаю, что обижался последний раз в песочнице. Я ранимый человек. Это, да. Если тебя ранят несправедливо, то ты либо мстишь, либо прощаешь. Вот и всё. Но к теме нашего телефонного интервью — фестивалю Памяти Круга — всё это отношения имеет мало.

— Пардон, но я не сказал «не обижайся»! Я сказал «обидно». Обидно за людей на стадионе «Химик», которые пришли туда под дождём, в день своего города, на фестиваль Памяти земляка и могли бы кайфануть от твоих «песенок для взрослых», да не тут-то было...
Владимир Шиленский: — Благодарю, Михаил… Тут скромно соглашусь. Но давай о твоём тёзке из Твери, о Круге. Самобытный, конечно, был ровесник. То, что я приехал как пресса, даже здорово… Очень даже хорошо быть прессой. Я увидел фестиваль в неожиданном ракурсе и почувствовал-понял как-то Круга по-своему… Но по порядку. Поехали?
Из Москвы забрали в солидном зеленоватом «студебеккере». Акул пера было человек пятнадцать. Ехали не тесно, душа в душу. Всю дорогу нас развлекал интереснейший гид-собеседник, краевед и полиглот из коренного тверского крестьянства и по совместительству чиновник областной тверской администрации Виктор Михалыч. Поселили на окраине Твери в уютном мотельчике с внушительным и многообещающем именем «Колыба». Отобедав, нас повезли «по круговским местам». Сначала на улицу Освобождения, в дом, построенный Михаилом, где и произошли последние трагические события его жизни. Познакомились с мамой Зоей Петровной и сестрой Ольгой Владимировной. Гостил дома в тот момент и питерский студент, будущий юрист Дмитрий. Хороший парень: скромный, спокойный, прямой взгляд. Очень на батю похож. Младший сынуля застеснялся нашей неделикатной банды, нарисовался на балконе и откланялся. Балованный будет. Безотцовщина...
Далее отправились в, так называемые, Казармы, где Миша Воробьёв — сын ткачихи — провёл счастливое и нищенское советское детство. Казармы эти фантастические построены ещё в конце 19-ого начале 20-ого для работников мануфактур; назывались тогда Морозовским городком, а при Круге — сердце района Пролетарка. Мрачные обветшавшие полудворцы-общаги чёрнокрасного кирпича — провинциальный коммунальный Вавилон: коридорная система, комнатки в высоту больше, чем в ширину-длинну; в стенах бесконечных, крестом расползающихся коридоров, — двери в эти ячейки-камеры; крематорские угольно-дровяные печи для обогрева всего здания, серые запаутиненные огромные окна… Сам архитектурный комплекс (кстати, там ещё живут люди) напоминает кусок Манчестера, Амстердама или Чикаго. Вот эти-то трёх-четырёх-пятиэтажные колоссальные руины тверские и есть малая родина Круга. Можно себе представить, как в этой тесноте варилась-булькала похлёбка жизни… Как маленький крутоголовый пацан рассекал здесь на трёхколёсном велике (если он у него, конечно, был), читал первые книжки, слушал первые песни, всматривался в жизнь… Владимирский централ — вот на что эти Казармы похожи. Они — одно из самых сильных впечатлений от посещения Твери. Ещё и потому, что водили нас по прошлому мама и сестра Михаила. Да и сам я в начале шестидесятых рос в коммуналке, но в московской, рядом с театром «Оперетты», Колонным залом Дома Союзов, Большим театром...
Потом — на кладбище. Там — цветы, жених с невестой, человек с гитарой (как пояснили, кто-то из прошедших отброчный тур фестиваля). Трогательно и печально… Потом наш «студебеккер» просачивался сквозь оцепленный центр к бульвару Радищева. Там — памятник Кругу: упитанный бронзовый господин в фасонистых штиблетах, котелке и при прислонённой гитаре, присел на лавочку и как бы поджидает свою «красючку» или корешка. Недавно гитару отламывали и уносили в пункт приёма цветного металла. Увы, от вандализма нет спасения. Хотя, уж если смогли убить, то почему бы не ограбить...

— Владимир, а вот, когда дома были у Кругов, не захотелось зайти посмотреть, где Михаила настигли пули в тот роковой вечер?
Владимир Шиленский: — Упаси Господи. Да ещё при маме, сестре, сыновьях… Не этично. Как можно-с?!

— Сам большой памятник?
Владимир Шиленский: — Похоже, что в масштабе один к одному. Умеренно, без гигантизма и со вкусом. Правда, по поводу памятников мне на ум всегда приходят строчки Миши Белоплотова-Сарыча, дружка моего гениального, пропавшего несколько лет назад: «Мой чай закипает на вечном огне — такой вот отгрохайте памятник мне»… А вот Алексан Василич Новиков считает, что «памятник — это когда на пьедестал поставили», а как Окуджаве на Арбате — где Булат Шалвович вровень с нами, как бы выныривает из переулочка — «это попса». А я думаю, может, это потом время рассудит, кому пьедестал, а кого на металл. Или времена пьедесталов просто закончились? С другой стороны, они же наши современники, поэтому и ближе к нам, без пьедесталов должны быть — они же ещё вчера шли на встречи с нами, поджидали нас на лавочках… Но это к слову. Так вот уже от скульптуры мы двинули на стадион. Вот такая была программа для прессы. Нет, прессой быть хорошо!

— Итак, о концерте на самом стадионе...
Владимир Шиленский: — Да. Начало гала-концерта назначено было на шесть. Мы подошли часов в пять. Как раз активно съезжался выступающий народ. У столов, уставленных всевозможными яствами, уже позвякивали рюманами несколько победителей отборочных соревнований «На волне шансона». Две гримёрки (под две футбольные команды) постепенно заполнялись, как и стадион.

— Кто из выступающих был?
Владимир Шиленский: — Вёл концерт искромётный и деловой Александр Фрумин. Был, конечно, Леонид Телешев (он ещё, как друг Михаила, президент Фонда творческого наследия Михаила Круга). Естественно, Ирина Круг. Татьяна Тишинская, недосягаемый Владимир Асмолов. Как всегда, Игорь Слуцкий. Был Жека, Йоссер, Жора Гриф, по-моему, я видел Владимира Чернякова. Виктор Петлюра вроде… Я дальше, к ночи помню хуже. Ещё, как мне показалось, человек сорок. А кто именно — тут лучше на сайте Михаила Круга справиться. Посетил, говорят, кулисы фестиваля кто-то из представителей уголовного мира, но подробности мне не известны. Главное, что немало хороших песен было спето, да не все…
Я к вечеру переполнился впечатлениями, пообщался, внезапно над среднерусской возвышенностью стемнело, всё начало качаться и расплываться, и я отбыл на зеленоватом «студебеккере» в «Колыбу» (и, аккурат, успел на второй тайм финала «Испания»-«Германия»). Точнее, я не отбыл! Меня увезли. Я бы ещё, может быть бы и остался смотреть концерт, который продолжался, оказывается, аж до двух ночи! Точно ещё кто-нибудь подъезжал из исполнителей попозже. Но часа в двадцать три пресса взбунтовалась, потому что в «Колыбе» прессу ждал ужин и ночлег, и пресса не собиралась отдавать свой честно заработанный ужин врагу, а, как известно, только «что съел, того не отнимут». Говорю же, хорошо быть прессой! Но уверен, что всё прошло, как и было задумано, то есть здорово. Низкий просто поклон всем добрым людям, чьими стараниями русская песня имеет возможность каждый год звучать над Волгой. Честное слово!

— Вы, Владимир, похоже утомились, судя по появившейся патетике? На таких нотах обычно заканчивают, финалят.
Владимир Шиленский: — Да, мы на финишной прямой. Утром, отзавтракав, под настойчивым и вездесущим, смешанным с осколками солнца, июньским дождичком, на зеленоватом, как Вы уже поняли, «студебеккере» пресса взяла курс на Москву и постепенно покинула пределы Тверского княжества. Я там был, мёд-пиво пил!

— Нет, Владимир, надо как-то черту что ли подвести пожирней под нашим интервью.
Владимир Шиленский: — А что тут кашу по столу мазать? Убили человека. А на Руси так всегда и особенно с талантами: мало будет — останется, а не хватит — назад отнесём. А мы-то помним. А песня звучит...

— Да будет так. Спасибо за беседу и удачи!
Владимир Шиленский: — И вам спасибо.

Беседовал Михаил Дюков,
Июль, 2008 г., Калининград-Москва