Рублёва Ляля: Русской певице за границей трудно, но интересно…
РУБЛЁВА ЛЯЛЯ (ЛЮДКОВСКАЯ ЕЛЕНА) – исполнительница в стиле эстрадного шансона, родилась в Москве, петь начала в возрасте пяти лет, окончила музыкальную школу, была солисткой детского хора Всесоюзного радио и телевидения. Стала известна после исполнения песен «Крылатые качели» и «Лесной олень». В 1991 году со своим мужем Борисом Людковским эмигрировала в Израиль, стала лауреатом песенных фестивалей, гастролировала по Европе и в США. В 1997 году записала диск «Белая скатерть». В 2001 году Елена переехала с семьей в США. В 2005 году в США Ляля Рублева записала альбом «Голубое платье» на студии Ильи Словесника. Замужем, есть дочь Олеся (учится в театральном колледже в Нью-Йорке).
(из книги «Русский шансон: люди, факты и диски»)
— Ляля, для начала расскажите немного о себе: откуда вы и как запели?
— Я родилась и выросла в городе Москве, там же окончила музыкальную школу, среднюю школу, и музыкальное училище. Петь я начала с пяти лет и пою до сих пор, это и моя профессия, и моё призвание, и моё, если хотите, хобби. Когда меня спрашивают, зачем я выбрала эту профессию, то всегда отвечаю, что это не я её выбрала, а она меня. В детстве пела в хоре радио и телевидения под управлением Виктора Попова, часто бывала солисткой, например, таких песен как «Звездопад», «Крылатые качели» и «Лесной олень». Нам часто приходилось бывать на съёмках в Останкино и мы много времени проводили в Доме Звукозаписи на улице Качалова, записывая песни с оркестром Юрия Силантьева. Таким образом, я всё время крутилась среди артистов, случалось, что нам даже приходилось ночевать в Останкино, так как съёмки затягивались. Так на моих глазах происходил взлёт Софии Ротару с её первой популярной песней «Мой белый город, ты цветок из камня» и Валентины Толкуновой с её первой популярной песней «Мы на лодочке катались» и многие другие. Постепенно я подрастала и стала участвовать в художественной самодеятельности при различных домах культуры имен Ленина и Горького. У нас было много выступлений, и мы даже выезжали за рубеж, что в советские времена было очень престижно, но почти не возможно. Потом я хотела поступить на работу в Москонцерт, но мне сказали, что для этого нужен диплом, ну, я взяла и поступила на вокальное отделение в музыкальное училище при Московской Консерватории и через четыре года его закончила с отличием. Моим дипломным спектаклем была Марфа из «Царской невесты». Меня пригласили на работу в детский музыкальный театр под руководством Натальи Сац, но показалось, что это не моё и я выбрала Росконцерт. На этом моя оперная карьера была закончена и я стала эстрадной певицей, участвовала во многих конкурсах и фестивалях, но преуспела только в одном, в городе Сочи на конкурсе Советской песни, где стала Лауреатом. А вообще, преуспеть было почти невозможно, так как всё было заранее распродано и поделено и я даже знала тарифы, что сколько стоит и кому надо дать. Правда, в то время артисты все имели музыкальное образование под фанеру не пели, и были значительно культурнее и образованнее, чего так не хватает сегодня.
— Вы считаете, что нынешним исполнителям не хватает образования?
— Современной эстраде и её исполнителям в первую очередь не хватает культуры, а потом уже и образования. Никита Богословский незадолго до смерти высказался про одну нашу “звезду” так: «И внешность есть и голос, а артиста нет». Вот у нас и не стало артистов на эстраде, а есть исполнители, в лучшем случае. Потому, что уважающий себя артист никогда не позволит себе петь под «плюс». И потом, как можно петь под «плюс», под «плюс» можно заниматься только пантомимой от слова “понт“. Но для этого, вроде бы, есть пародисты, которые прекрасно справляются с этой работой. А где певцы, которые могут петь с ходу? Эстрада кишит молодыми, красивыми, но бездарными полуголыми девочками. Сцена вообще разрешает многое, если это красиво со вкусом, но у нас это часто выглядит просто вульгарно. То, что хорошо на Западе, плохо в России. Это не в нашей русской ментальности оголяться на людях, у нас это получается некрасиво. Ну, об этом можно долго говорить и, я думаю, со мною многие согласятся. Что касается образования, то это видно невооружённым взглядом, что у многих его нет, я имею ввиду профессионального. Я читала и слушала интервью многих наших молодых поп звёзд, их образование и интеллект оставляет желать лучшего.
— Знаю, что был довольно забавный случай или повод, когда родился Ваш псевдоним «Рублёва», расскажите об этом.
— Как я стала Лялей да ещё Рублёвой?! Ну, что же, в этом виновата эмиграция. Сама идея принадлежит поэту Яну Гальперину, с которым мы осуществляли совместный проект. Не знаю почему, но все вокруг, меня зовут Лялей и Ян сказал, что не надо ничего выдумывать, раз людям так нравится, значит это правильно. А фамилию хотелось взять такую, чтобы как-то выделяться среди артистов, но вместе с тем, чтобы сразу было понятно, что я русская. Вот так я стала Рублёвой, и мне это нравится. Это ассоциируется с денежной единицей и у всех на слуху. Так в Израиле мои поклонники меня ласково называли Шекелева, так как это денежная единица страны, а недоброжелатели могли назвать меня Рублихой, в Америке Миша Гулько называет меня «пятисотдолларовой» это за одну из моих песен, он так шутит по-доброму. Как-то раз на гастролях в Америке я выступала с группой артистов из Израиля, сначала я спела молитву на иврите, потом русскую композицию, затем тайманскую на йеменском языке, а так же популярные песни победителей конкурса Евровидения. И вдруг возглас из зала: “Сегодня день рождения Барбары Стрэйзанд, спойте, пожалуйста, что-нибудь из её репертуара”. Американцы очень любят её и я спела мою любимую песню” Memory “, ни этого не ожидали и устроили овации. Потом взяли у меня интервью, и на следующий день в местной газете появилась статья “ Рублёва перепела Барбару Стрэйзанд”. Так что с имиджем у меня всё в порядке. — Что побудило Вас эмигрировать и как живется русской певице за границей? — Почему мы эмигрировали? Шёл 1991год: заканчивалась перестройка, смутные времена. Мы почувствовали себя ненужными, концертные организации сокращались, многие коллективы распадались, да и работать стало страшновато. Всё это было очень болезненно, и я до сих пор не уверенна, что приняла тогда правильное решение. Но дело сделано, сокрушаться поздно, да и не нужно, работаю в основном на русскоязычную публику, но бывают и другие приглашения. Жить русской певице за границей трудно, но интересно. За границей значительно больше диапазон для творчества, шире и разнообразней репертуар, как впрочем, и сама работа. Я не сижу на одном месте, а выезжаю на выступления в разные страны, и петь приходится не только по-русски. Я очень довольна нашим проектом с Яном Гальпериным который дал мне, как артистке, новое дыхание и творческий подъём, хочу немного рассказать о Яне. Один из немногих профессионалов, работавших в жанре советской песни, человек со вкусом и интуицией, с его, можно сказать легкой руки, вышли в свет многие эстрадники, например, Алла Пугачева стала известна с песней на слова Гальперина «Робот, это выдумка века, ну, давай, ну, попробуй снова стать человеком», так же другие исполнители: Вахтанг Кикабидзе, Владимир Пресняков, группа «На-на», всевозможные ВИА пели песни на его слова. И когда случай нас свел с Яном в Париже за столиком кафе, мы с моим мужем Борисом, а надо сказать, что он у меня музыкант – великолепный саксофонист и уже к этому времени написавший достаточно песен, сходу поняли, что это судьба и буквально через пару месяцев начали появляться первые совместные песни. Сами понимаете, это был 1997 год, Ян предложил нам взять эмигрантскую тему, так как ни для кого не секрет, что русскоговорящего народа по всем странам мира предостаточно и тем хватает, и типажей. Например, прямо там в Париже мы познакомились с одной непутёвой молодой женщиной, попавшей в неприятную историю, будучи не одна, а с ребёнком на руках, была вынуждена идти на панель, чтобы заработать себе и ребёнку на выживание, да и на билет в Россию, сюжет для песни родился сам собой и появилась песня «Атаманша».
— С кем общаетесь, с кем дружите и работаете?
— Как-то на концерте в Лондоне мы подружились с группой эмигрантов долго с ними беседовали о житье-бытие русской эмиграции и мои замечательные авторы одарили меня песней «Дождь над Лондоном». Послушав эту, да и многие другие песни с этого альбома вы окунётесь в эмигрантский мир, да и альбом так и называется «Ах, жизнь эмигрантская». Хочу сказать, что творческий союз Гальперин — Людковский принес около семидесяти замечательных, мною горячо любимых, песен и огромное спасибо им за это. В нашем творческом процессе принимало участие большое количество талантливых людей и я хочу по возможности о них немного рассказать. Расскажу о музыкантах и аранжировщиках, помогавшим нам при записи дисков. Замечательный музыкант из Молдавии Илья Бершатский – мастер внезапного плейбека, долгое время работавший с Киркоровым; гитарист Коля Кравченко из того же киркоровского состава, ещё один гитарист – неподражаемый Игорь Золотарев, Эдик Шор скрипач и аранжировщик; Игорь Перчук с Украины, работавший с Ларисой Долиной, музыкант с замечательным вкусом и фантазией; сын моего мужа Бори Андрей Людковский внёс большой вклад в работу по аранжировке и записи песен. Не могу не рассказать о нашем саунд-мэне, Петер Паич по происхождению югослав, на протяжении 17 лет работавший в России с Джоржем Марьяновичем и с Радмилой Караклаич. Петер имел свою студию в Белграде и наш первый альбом мы записали в студии, которую он открыл в Тель-Авиве, диск «Белая скатерть», это был 1997 год.
— Сейчас модны всяческие дуэты и совместные проекты, нет ли у вас такого желания или планов с кем-то поработать?
— Про дуэты, мне нравится дуэт Агутина и Варум, там видна серьёзная работа, остальные дуэты, как правило, на одну-две песни. У нас есть свой дуэт, так как нам часто приходится работать под минусовку, ну, не с живым оркестром, мы стараемся оживить его сами доступными средствами. Например, я стараюсь не использовать записанные подпевки, а соло у меня играет настоящий саксофон и получается оригинальный красивый дуэт. Когда мне нужно сменить наряд во время концерта, Боря заполняет собой сцену и исполняет полное произведение на саксофоне, и как исполняет. Но я всегда рада участвовать в любом интересном проекте.
— Сколько альбомов у вас на сегодня записано и что планируется?
— Как я уже говорила альбом «Белая скатерть» был записан в Тель-Авиве, так же он был издан в России, даже было его переиздание. Несколько слов о работе над нашим альбомом «Голубое платье», записан он в Нью-Йорке в студии Ильи Словесника, знакомого всем по его хиту «Борода» и «Мы так любили Биттлз», да и многим другим песням. Не могу не отметить замечательную студийную работу Дмитрия Соболева, человека, через уши которого прошли все артисты, работающие с Игорем Крутым, да и он сам в их числе. Альбом издан в 2005 году, это второй диск из предполагаемой трилогии «Непроста ты, жизнь эмигрантская». Остальные, ранние мои альбомы и записи, не в счёт, будем считать так. Но надеемся, что будут ещё потому, что песен написано очень много. Пишет их для меня мой муж. Всё, что собрано на этих дисках, это только его музыка и я им очень горжусь.
— Что для вас эмигрантская песня? И какой вы видите сейчас?
— Что такое для меня эмигрантская песня? Раньше говорили эмиграция – это ностальгия. Сегодня у кого как случилось и есть, тут по-разному и нельзя говорить слишком уж обобщенно. От себя могу сказать, что большего испытания в жизни, чем эмиграция, не существует. Она накладывает свой отпечаток на все дальнейшее: мысли, чувства, образ жизни. Ты не можешь с лёгкостью принимать решения потому, что находишься в определённой зависимости от чужого языка, от ментальности (живя в России, я не понимала значения этого слова), от детей мы находимся в страшной зависимости потому, что за них приняли такое серьёзное решение, а в нашем случае – дважды. И у каждого человека, находящегося в эмиграции, поначалу одни и те же проблемы с разными нюансами. Потом все устраиваются, кто лучше, кто хуже, у кого больше везения, у кого меньше. Но одно я знаю точно, все почему-то любят вспоминать свою прежнюю жизнь, которая осталась там, но возвращаться мало кто хочет. Утеряна связь времени, но остаётся зависимость, о которой я говорила ранее. Отсюда, я думаю, и складывается эмигрантская песня, в которой присутствует и тоска, и надежда, и сомнения, и надломленность, и вера в счастливое будущее, по крайней мере, своих детей. А большинство эмигрантов по-прежнему остаются русскими, несмотря на национальность, хотя далеко не все в этом сознаются. Самообман присутствует в каждом из нас в той или иной степени.
— Есть ли сейчас такой интерес к русской песне, как это было несколько лет назад?
— Интерес к русской песне, я так думаю, будет всегда. В эмигрантской песне всегда присутствуют русские интонации, просто не может быть по-другому. Вот, к примеру, когда мы жили в Израиле, коренные израильтяне прямо говорили, что самая лучшая израильская песня – это русская песня. Это понятно, туда постепенно переехало огромное количество русских евреев с царских времён. Но русская песня так западает в душу, что они сумели передать эту любовь и своим детям и своим внукам. Там очень много русских песен переведено на иврит и иногда они отчаянно спорят, доказывая, что это их, израильская песня. В Америке всё это несколько скромнее, но все, кто родился в России и прожил там какое-то время, помнят и любят русскую песню. К сожалению, боюсь, что исключение составляет наше теперешнее молодое поколение. Слушают и любят какую-то ерунду, что, на мой взгляд, и музыкой-то настоящей не назовёшь, но они в этом не виноваты. Какая ситуация в стране, такая и музыка, будем надеется, что это не надолго и истинные русские интонации перекроют кислород сегодняшнему бреду.
— Расскажите, пожалуйста, немного о своей семье.
— О семье. Что такое семья? Мать, отец, брат, муж, дети? Всё это у меня есть, только в разных местах. Отец у меня легендарная личность – прошёл всю войну от Москвы до Берлина, был награждён орденами и медалями. Много пережил, был ранен, контужен, после войны всю оставшуюся жизнь болел и страдал, и физически, и морально. Умер он давно, в возрасте 59 лет и навсегда останется в моей памяти. Мама, слава Богу, жива, правда очень старенькая, ей уже 80 лет, живёт в Москве с моим братом. Брат тоже вокалист, сейчас работает в ансамбле МВД, уже заслуженный артист, а когда-то мы работали вместе с ним в Росконцерте. Вот видите, полсемьи живёт в Москве, в нашей квартире, где когда-то мы жили все вместе. В Москве я первый раз вышла замуж за художника-декоратора, который в то время работал в концертном зале «Россия». От этого брака у меня есть единственная дочь, которая живёт, конечно же, вместе со мной в США. Второй раз замуж я вышла тоже в Москве за отличного музыканта и просто хорошего человека, который стал отцом моей дочери и вырастил её, только вот уже не в Москве.
— Что для вас счастье и свобода?
— Было бы большим счастьем жить всем вместе в одной стране, желательно там, где родился, и что б была возможность заниматься любимым делом, бороться, конкурировать, и если всё это боле менее честно, то обязательно побеждать. Потому, что человеку необходимы его, пусть даже очень маленькие, победы, а не покупать их за …. (вздох). Да, я думаю, это можно было бы назвать счастьем, а если человек счастлив, он свободен. Мне кажется, все это звучит немного банально и простовато, но я так думаю, придумывать не умею.
— Ляля, и традиционный вопрос в заключение: каковы ваши планы, задумки и мечты?
— Люблю мечтать. Я уже говорила, что меня приглашают выступать в разные страны и различные залы, большие и маленькие, бывает по-всякому. Но я надеюсь, что начнут приглашать и в Россию тоже. Очень хочу записать ещё несколько альбомов, слава Богу, материала хватает, хватило бы денег осуществить все эти задумки, и выступать для большой российской аудиторией, для этой огромной массы, которой мне так не хватает. Тем более, как мне, кажется, я этого заслуживаю, и так говорят мои почитатели. А пока: я не прощаюсь с вами, господа!!!...
Беседовал Михаил Дюков (Калининград – Нью-Йорк), август 2005 г.