Интервью Виктора Слесарева за месяц до смерти
Напомню, что Витя родился в Волгограде, жил в Риге и начал петь в Саратове в ресторанах. Эмигрировал в Америку 10 лет назад и до недавних пор работал звукорежиссером в русской фирме грамзаписи «Кисмет» в Нью-Йорке. Кстати, Слесарев — это псевдоним, взятый в пику Вилли Токареву.
— У Вити совершенно четкое отрицательное отношение к деньгам, к бизнесу, но появилось это все с годами после того как Витя Слесарев в первые годы в Америке сам стал преуспевающим бизнесменом. Но хотелось бы спросить Витю, чем ты в точности занимался в первые годы эмиграции?
— Я держал один из радиомагазинов.
— И чем все кончилось?
— Когда вошли в моду уокмены, я уже очень хорошо зарабатывал...
— Это кассетный стереоприемник?
— Да, кассетный стереоприемник. я еще вдобавок ремонтировал радио в машинах и этим окупал аренду. И где-то за три месяца я заработал 7 тысяч. А потом эти деньги… Давай покупать вторую машину, жена говорит, потом дом. Что же такое получается? Спал я по четыре часа, жизни не видел — все уперлось в деньги. И вот именно в тот момент я стал писать песни. Потому что все это так приелось, не хотелось ни денег, ни чего-то еще, просто душу вылить куда-то… Понимаете? И вот отсюда пошло.
— А до этого, до бизнеса своего ты не писал никаких песен?
— Какой там писал! Так, брал гитарку, попеть что-нибудь, дома, когда ребята приходили пел в компаниях.
— Если бы не бизнес, то певцом бы и не стал?
— Да. Это было еще и моим хобби в тот момент. Вошло в привычку до того, что две недели не подумаешь, не попишешь и уже чего-то не хватает. Уже берешь авторучку и пишешь.
— А пишешь ты каждый день?
— Не-не-не, не каждый. Это может быть и утром, и в метро, и в автобусе — да когда придется. Не так, чтобы сесть, по профессиональному. Это как-то само приходит и само уходит.
— Виктор, какие песни ты пел в эмиграции? И что тебя привлекало больше всего?
— Поначалу я занимался блатными песнями, потом взял образ жизни американцев. У меня здесь даже был такой период, когда я чуть не оказался на улице. Про это и пел. Сейчас же я стал немного изучать философию. Меня интересует философия именно внутреннего мира человека.
— А с чем было связано твое желание изучать философию?
— Я взял Вольтера и заинтересовался, а потом пошло, пошло, пошло, понимаете… И самое главное, что наблюдая за человеком здесь, как он изменяется на глазах — это надо было высказать, подсказать, что так не надо делать, не в открытую, а именно в обход.
— Ты философию изучаешь сам дома?
— Да. — По русским книгам или английским? — Только по русским, по-английски еще плохо читаю. Понять могу, но для философии этого недостаточно.
— А ты приехал сюда со знанием английского?
— Нет, на улице научился.
— И трудно было?
— Ну как трудно? На работе, с ребятами по слову-по два, а так, чтобы сидеть за учебниками — нет. — Смог ли ты за это время поездит по миру, посмотреть другие страны или ты в Америке безвыездно был? — Я был под Канадой, в казино играл, там оставил 500 долларов, ну еще когда был бизнес и были деньги хорошие. Вообщем, имел удовольствие шикарное.
— Тебе казино понравилось?
— Да.
— Витя, я знаю, эмигранты всегда жалуются на то, что как бы устроены они не были, тоска по Родине, ностальгия всегда будет эмигрантской долей. Была ли у тебя ностальгия в Америке, и осталось ли это чувство сейчас?
— Первый год я очень сильно болел ностальгией. Сейчас, именно сейчас в данный момент, я бы не хотел ехать домой. Бывают моменты действительно тяжелые и думаешь, все вещи бросить, все оставить, даже пешком идти — такое есть. Понимаете, это Родина. Кроме Родины, счастья нет нигде.
— И ты думаешь, что никогда не обретешь счастья здесь в Америке?
— Ну как? Понимаете, Америка мне дала все, у меня все есть, все что хочешь...
— Чего же нету, Витя?
— Да вот в том то и дело, что когда имеешь все, то не знаешь чего хочешь. Уж лучше бы не было ничего, что ли?
— С чем было связано появление матерных песен? Опять же с каким-то диким внутренним протестом? Чтобы петь не то, что поют все эти ресторанные певцы? Или это просто была шутка?
— Мат, именно матерные слова, я отношу к русскому языку, потому что это единственные слова по советским стандартам, которые не прошли цензуру и прижились в народе. И действительно, прижились. Конечно, здесь никто мата не поет. Я напел семь кассет...
— Которые, я знаю, разошлись совем неплохо...
— Да, именно в коммерческих целях, для того, чтобы поднять имя. Первая кассета делалась для ребят, когда, знаете, собираются за столом ребята...
— Вот именно шутки ради?
— Да, шутки ради. И посмотрели, кассета пошла с ужасной скоростью. Там есть кое-где и суровый мат, конечно, но в основном там все идет весело.
— То, что весело — это, конечно, факт. А сейчас песня Вити Слесарева с его матерной кассеты «Мат по черному» называется «Утренняя физзарядка на радиостанции „Родина“ (фонограмма). Да из песни слов не выкинешь, и таких вот песен Витя записал 7 кассет. Кстати, Витя, ты говорил что записал в общей сложности 20 кассет, но каждый раз появляется что-нибудь новое, сколько же в точности ты записал кассет в Америке?
— Двадцать кассет, сейчас вот кончается двадцать первая, но в основном я считаю, что первые 19 кассет были как бы пробные.
— Из двадцати одной девятнадцать пробных? Не слишком ли много, Витя?
— Да нет, их надо резать, потому что есть там ошибки. Я считаю двадцатая кассета „Отдельная дорога“ и сейчас будет новая кассета, я еще не придумал название, там действительно серьезные вещи, над которыми стоить подумать, а то было просто маленькой репетицией.
— 19 кассет — маленькая репетиция?
— А что делать?
— И это все твои вещи, которые ты написал?
— Нет, не все. Особенно в первых кассетах я многих копировал...
— Кого именно?
— Аркадия Северного в основном.
— Это один из твоих любимых певцов?
— Да, я сначала спел те, что были у нас здесь плохого качества. Потом я сделал кассету „Неспетый Высоцкий“, когда он умер, после него осталось 200 с лишним песен. Я эти песни положил на свой мотив. И самое интересное, что потом некоторые песни по мелодии совпали.
— Серьезно? То есть Высоцкий уже где-то был предсказуем?
— О Высоцком я не хочу судить, потому что это действительно был человек, высокой души человек. Поэтому он и сгорел, наверное.
— Витя, многие эмигранты, прожив несколько лет на Западе, сами того не замечая, как-то меняют свой характер, привычки — словом, начинают как-то вживаться в окружающую среду. Счастлив ли ты, что по-настоящему пустил корни в Америке? И думаешь ли ты, что за 10 лет эмиграции как-то изменился?
— Мне кажется, я не изменился. Насчет денег, ну что деньги? На них совесть не купишь. Хотя здесь можно купить и человека на них. Для того, чтобы заработать деньги, надо работать. Это отнимает время. А я в это время стал очень много читать и сочинять. Чтение и сочинительство у меня перебороло зарабатывание денег. Хотя без денег здесь тоже плохо, но какой-то прожиточный минимум я все-равно на этом делаю, чтобы оплатить квартиру, туда-сюда, понимаете. И мне этого хватает. А так как сейчас я еще вдобавок разведен, то что одному надо? Все есть, что захочу. Я зарабатываю хорошо, так как я радиотехник.
— Ты снимаешь квартиру?
— Да, я снимаю квартиру, и это шикарная квартира.
— А когда ты приехал сюда, то помогли ли тебе какие-нибудь эмигрантские организации или американские организации по помощи беженцам?
— Была организация, она и сейчас есть, „Наяна“, она дала деньги, чтобы я мог оплатить квартиру за первые два месяца.
— Их нужно было возвращать или это безвозмездная ссуда?
— Это безвозмездная ссуда. А потом они присылали письмо, что если ты хочешь, то тоже жертвуешь в эту организацию. Но, честно говоря, я в тот момент ничего не послал, а сейчас она тоже ушла для меня на задний план. Но хотя вот нищему, который на дороге просит, я с удовольствием бы дал 50 центов и даже бы доллар.
Би-Би-Си, программа „Перекати поле“, ведущий Сэм Джонс (вторая из трех передач о Викторе Слесареве).
Расшифровка записи Виктора Золотухина.